Бхулак слишком хорошо думал о своём вчерашнем хозяине-каскейце: похоже, увидев у гостя инструменты землекопа, он понял, что тот ищет клад, и решил проследить за ним и прикончить, забрав сразу всё его добро. Дело было обычное, да и Поводырь предупреждал о чём-то подобном с самого начала. Но это не означало, что будет легко. Собственно, путь Бхулака вполне мог завершиться на этом месте посредством каскейского кинжала. Ведь теперь его не прикрывали летающие машины тьюи, а Поводырь мог и не успеть перенести его подальше отсюда…
Потому, вернувшись из глубин своего разума, он сразу стал очень осторожен. И всё же едва не попался: раздался резкий свист, и он едва успел отклониться от вылетевшей из темноты стрелы. Он упал в выкопанную им яму и застонал, делая вид, что ранен. Из тьмы возникли три смутные тени. Бхулак схватил за рукоять медную лопату и с силой метнул в одного из нападавших. Раздался звук глухого удара, человек со стоном упал на колени.
С боевым кличем и ловкостью дикого кота Бхулак выскочил из ямы и увернулся от направленного на него копья. В одной руке его было кайло, а меч — в другой. Взмах — и медный клюв кайла глубоко врезался в череп ещё одного противника, в котором он узнал домашнего раба касков. Всего их было, как помнил Бхулак, трое, и, надо думать, все они были взяты хозяином на охоту. Но один уже отохотился…
Однако Бхулак видел других, появившихся с тыла, и ещё двоих, бегущих на помощь первым. Вдобавок ушибленный лопатой оклемался и присоединился к атаке, размахивая топором. Оставив кайло в голове убитого, Бхулак стал отбиваться мечом и кинжалом. Творение мастера Аказази показало себя великолепно — одним махом меч отрубил руку старшему хозяйскому сыну, дико взвывшему от боли. В тот же момент Бхулак молниеносным выпадом кинжала ранил ещё одного раба.
Однако тут каменный наконечник копья распорол сзади ему бок, и уже Бхулак не сдержал болезненного крика. Развернувшись, он успел увернуться от второго удара копья, который нанёс разъярённый отец. Клинок легко обрубил древко и тут же глубоко погрузился в живот старого разбойника.
Удар топора раба, направленный в голову, был не совсем удачен — лишь содрал часть скальпа и повредил ухо. Отмахнувшись мечом, Бхулак отскочил в сторону и встал, пригнувшись, готовый к защите и нападению.
Однако его не последовало. Младший сын хозяина бросился к отцу с горестным криком и стал пытаться остановить кровь. Один раб лежал мёртвый, старший сын без сознания истекал кровью, а два оставшихся раба остановились в растерянности.
— Оставьте его! — закричал младший сын. — Помогите отцу и Зишу. Уходим отсюда!
Рабы, не обращая больше на Бхулака внимания, бросились исполнять распоряжение своего молодого господина. Подняв раненых и оставив убитого, они поспешно скрылись в темноте, из которой выскочили, словно злые духи.
Бхулак им не препятствовал — сам еле держался на ногах, хотя кровь из ран уже почти не текла. Да даже если бы и мог, не стал бы преследовать противников. Он был даже рад, что младший каскеец остался невредим — женщина, которой Бхулак овладел прошлой ночью и которая понесёт от него, была его женой. Ребёнку нужен живой и здоровый отец, который, похоже, станет теперь главой семьи… Бхулак вообще не ощущал вражды и ненависти к людям, с которыми только что сражался и которых убивал. Они делали своё дело, он — своё: мир устроен именно так, и он давно смирился с этим.
Он тяжело сел и прислонился спиной к валуну. Его тело трясло от предутренней свежести и начавшейся усиленной регенерации. С трудом поднял руку и придержал висящий кусок уха, чтобы он правильно прирос.
— По моим расчётам, ты полностью восстановишься в течение половины часа утренних сумерек, — сообщил ему Поводырь. — Тогда я преобразую твое тело и нужные предметы в фотонное облако и перенесу к заключительному пункту миссии. Пока нельзя — в таком состоянии это может значительно повредить твоему организму.
— Каски могут вернуться. А я пока не могу драться.
— Они не вернутся, а будут поджидать тебя на обратном пути, — возразила машина. — Но ты по нему не пойдёшь.
— Хорошо, — ответил Бхулак и закрыл глаза.
Пока вложенные в него тьюи неведомые силы совершали свою чудесную работу, восстанавливая его тело, он погрузился в состояние полубреда.
— Улликумми, Улликумми… — шептал он и представлял себя гигантского — ростом с мир — каменного великана, готового истребить всех богов, абсолютно послушного воле своего создателя и наставника. Даже не раб, а вещь, бездушное орудие…
Видение было слишком тягостным и сознание Бхулака отодвинуло его, переключаясь то на недавние события, то на воспоминания о временах, которые, кроме него, никто больше не помнил. Хетты, страну которых он миновал на пути сюда, очень почитали своих женщин и часто подчинялись им. Наверное, это было памятью об их дальних предках из Аратты.
— Мать Ерати, мать Ерати… — шептали его губы.