Пастушья корона

Белладонна начала исподволь. Её маленькое лисье личико деревенской девчушки постепенно, понемногу наполнилось внутренним светом, делалось красивее, изящнее… И вдруг оказалось, что она – самое прекрасное создание в зале.

Чудеснейшее.

Великолепное.

Завораживающее.

Потрясающее.

Воздух загустел от чар, Тиффани почти слышала, как ведьмы пытаются сражаться с ними. Самые неопытные – Аннаграмма, Петулия, Летиция, Поплина и Гарриетта – как-то обмякли, лица их сделались бессмысленными, будто у кукол.

Петулия, как и многие другие ведьмы, сначала почувствовала, что мир принадлежит ей, весь, до самого донышка, со всем, что в нём есть… И вдруг её мечта рассыпалась. Да что она о себе вообразила? Её никто не любит, никому она не нужна. Она – полное ничтожество, от неё никакого проку. Никому не нужна. Всем известно, что она вообще ничего не умеет, у неё никаких способностей. Лучше бы она умерла. Лучше бы её свиньи в болоте затоптали, даже умереть под копытами свиней, и то было бы лучше. Петулия закричала…

Тиффани двинулась к Белладонне, и тут чары исчезли – словно мыльный пузырь лопнул. Все в зале ошарашенно заморгали. И только госпожа Увёртка выглядела совершенно невозмутимой.

– Что это было? – начальственным тоном спросила она. – Что это вы все сейчас выделывали?

– Госпожа Увёртка, вы разве не ощутили себя маленькой, гадкой и никому не нужной? Полностью и безнадёжно никчёмной? – спросила Тиффани.

На лице госпожи Увёртки отразилось искреннее недоумение:

– Нет.

Белладонна посмотрела на неё, а затем на Тиффани и пояснила:

– Это было всё равно что биться о стену. В ней есть что-то особенное. Точнее, в ней чего-то не хватает. – Она снова повернулась к госпоже Увёртке. – А ты точно не эльф? – спросила она с интересом.

– Да как ты смеешь! Я – Летиция Увёртка, и никто не заставит меня перестать быть собой!

– Вот и хорошо, что не заставит, – вмешалась Тиффани. – Зато все остальные ощутили на себе чары. И это, заметьте, были чары одного-единственного эльфа. Только представьте, каково иметь дело с целой ордой.

– Я как будто встретился со своим отцом, – сказал Джеффри. – У меня в ушах звучал голос, который говорил, что я ни на что не способен и ничего из меня не выйдет. Жалкий червяк, по которому никто не заплачет. Моему отцу невозможно угодить.

Его слова разнеслись по залу, и на лицах ведьм отразилось понимание. Каждая из них ощутила нечто подобное.

Теперь, когда Белладонна показала свои чары и вновь нацепила непритязательную маску деревенской девушки, споры среди ведьм почти прекратились.

– Что ж, ведьмы, – сказала Тиффани, – мы знаем, с кем имеем дело. Мы должны прогнать эльфов прочь из нашего мира. Вряд ли мы сумеем перебить их всех. – Она неуверенно помолчала. – Поэтому нам остаётся только заставить их понять, что одолеть нас будет непросто и лучше держаться подальше от этого мира. Пусть вернутся туда, откуда пришли.

– А сколько у нас времени на подготовку? – спросила королева Маграт.

Тиффани вздохнула:

– Неизвестно. Но я чувствую, что они явятся уже очень скоро.

Тут на середину зала вышла Белладонна.

– Время, – сказала она, – наступит в полнолуние. Ибо полнолуние – это время, когда всё… завершается.

– Значит, нынче ночью… – прошептала Маграт.

– Что до места, – продолжала Белладонна, – то, если я хоть немного знаю Душистого Горошка, он нападёт везде, где барьеры ослабли.

– Что скажешь, Тифф? – спросила нянюшка Ягг. – У вас на холмах они уже шастают. И к нам в Ланкр тоже пробирались, мимо Плясунов.

Белладонна кивнула:

– Они начнут вторжение через оба портала. А потом рассеются повсюду. – Она содрогнулась.

Тиффани повысила голос:

– Значит, мы должны дать им отпор здесь, в Ланкре, и на Меловых холмах. – Она оглядела зал. – Придётся разделиться.

– Можешь положиться на меня, – заявила нянюшка Ягг. – Я всегда была не прочь подраться. Какая ты ведьма, если драться не умеешь? Нам бояться нечего – пусть они боятся. Стоит эльфа завалить и хорошенько пнуть, с него враз всё очарование слетает. У них-то ведь тоже есть чувствительные места, где удар крепким башмаком очень славно помогает.

Тиффани невольно покосилась на нянюшкины башмаки – выглядели они так, будто их не сшил сапожник, а выковал кузнец. И очень даже возможно, что так и было – принимая во внимание, чьи это были башмаки. Один удар такого башмака – и прощай, эльф. Может, это его и не убьёт, но очарование сшибёт напрочь.