Пастуший календарь

Тэно, Колин

Тэно

Почто, мой милый, не желаешь петь

С былою силой и былым задором?
Сколь долго Муза спит! Иль ты и впредь
Останешься ленивым рифмотвором?
Даруй нам песнь о деве с нежным взором —
Навек слова запомнят пастухи! —
Иль гимн во славу Пана, о котором
Слагал ты встарь чудесные стихи!

Колин

Отвечу так, Тэно, тебе внимая:

Не порицай поэта, не вини.
Я пел, когда сияло солнце мая
И мы от зноя прятались в тени...
А нынче вдвое сократились дни,
Угрюмое настало время года,
И Феб — уж так ведется искони —
Рыбачит на просторах небосвода.
Печалится теперь сама природа,
Ей не любезна больше птичья трель;
И скорбной Музе ни к чему свобода
Веселых песен, милая досель;
Уж недалече снег, мороз, метель —
Приходит время сетований, пеней...
Но ты, старик, бери свою свирель,
Коль хочется задорных песнопений.

Тэно

Коль свищет соловей порой весенней,

Лягушке полагается молчать.
И коль со мною Колин, певчий гений,
То на устах моих лежит печать.
Должна твоя цевница зазвучать
Сейчас во имя твоего же блага:
Чтоб ключ Кастальский зазвенел опять
И животворная плеснула влага...
А коль тебя гнетет печали тяга,
То пусть и песня будет ей под стать:
Увы, Дидона умерла, бедняга —
Дидону смерть похитила, как тать.
О, жить бы юной деве, расцветать
Столь славного отца прекрасной дщери!
Жена была бы дивная и мать —
Но рано гробовой достигла двери...
Рыдают люди и стенают звери:
О, злая участь, горестный удел!
Пой, Колин, в том изысканном размере,
В котором прежде Розалинду пел,
И будь находчив, изощрен и смел;
Ягненка, лучше прочих в этом стаде, —
Гляди, какой проказник и пострел! —
Вручу тебе, твоих стараний ради.

Колин

О, я отнюдь не мыслю о награде,

Но вижу щедрость вящую твою —
И, хоть несладко петь в осеннем хладе,
А все же, как сумею, так спою...

«— О Мельпомена! Ты суровей прочих Муз

И громче всех глаголешь о печали —
Дозволь же мне вступить с тобой в союз,
Явись к поэту из нездешней дали!
Я впредь задорно петь смогу едва ли:
Дидону гробовой свинец
Одел, и радостям — конец,
И смех затих.
Веселые напевы отзвучали,
И скорбен стих.

Рыдайте, овчары: увы, пришла беда!

Рыдайте: нет прелестнейшей юницы;
Рыдайте: столь нежна и молода,
Она смежила навсегда зеницы,
Что всем сияли, словно две денницы.
Померк животворящий свет,
И мрак царит. Юницы нет —
И смех затих.
Замолкли звонкозвучные цевницы,
И скорбен стих.

А мы живем... Зачем обречены мы жить,

Когда угрюмым Паркам, вещим пряхам,
Угодно стало перерезать нить
Столь юной жизни столь небрежным взмахом?
Какая прелесть обратилась прахом...
И про Дидону лишь печально впредь
Пастушки молодые смогут петь...
И смех затих,
И смерти ждем с надеждой, а не страхом,
И скорбен стих!

Цветок счастливей: смерть ему не суждена,

Он погребен в снегу, пока метели
Свирепствуют; но вот придет весна —
И встанет он из ледяной постели.
А дева расцветавшая — ужели
Не ведать ей весенних дней,
Ужели не воскреснуть ей?
Нет, смех затих,
Мы радостью навеки оскудели,
И скорбен стих.

Она была («была»! — сколь горестный глагол!)

Щедра, учтива, ласкова, мила;
Открыт был дом ее, накрыт был стол
И для друзей из нашего села,
И для знакомцев из окрестных сел:
Шумели славные пиры
До горькой нынешней поры —
Но смех затих,
И ныне дом Дидоны пуст и гол.
И скорбен стих.

Померкли небеса, и светоч наш погас,

И вытерпеть нельзя душевной боли.
Свирель, умолкни: смерть пустилась в пляс
И нам вовек не радоваться боле!
Но мы блюдем обряд — и поневоле
На камень гробовой плиты
Слагаем свежие цветы.
А смех затих.
Плачь, Муза, плачь о горькой нашей доле!
И скорбен стих.

О пастырь Лоббин, сколь безмерно тяжела

Твоя печаль, сколь беспредельно горе!
Что за венки для твоего чела
Прелестница плела, в каком уборе
Вседневно красовался ты! Но вскоре,
Увы, проститься привелось,
И ныне вы с Дидоной врозь,
И смех затих,
И слез горячих выплакано море,
И скорбен стих.

И мнится, изменен порядок естества,

И чудится, рыдает вся природа:
Как слезы, наземь падает листва,
Как слезы, влага льется с небосвода…
Все плачет нынче, горю нет исхода,
Поникло все вокруг,
Поблек увядший луг,
И смех затих.
Глухое время, грустная погода —
И скорбен стих.

Теперь овца травы не щиплет полевой,

Хоть мучится невыносимым гладом.
А волк, подъемля свой привычный вой,
Преследует ягнят: ведь нет со стадом
Заботливой пастушки больше рядом!
И с грустью средь нагих ветвей
Воркуют голуби о ней.
А смех затих:
Увы, настал конец любым отрадам,
И скорбен стих.

Отныне вместе с ней ни петь, ни танцевать

Не смогут безутешные наяды.
Нет, нимфы, время не воротишь вспять...
Рыдают Музы, опуская взгляды;
И даже Парки, ей не дав пощады,
Когда ужасный пробил час,
Теперь скорбят не меньше нас!
Да, смех затих.
Моей Камене больше нет услады,
И скорбен стих.

Земное бытие! Тщета и суета,

Служение маммоне иль гордыне.
Мгновенна слава, бренна красота —
О, как мы понимаем это ныне!
Какой урок в негаданной кончине!
Дидоны больше нет. Она
Жила, ушла, погребена,
И смех затих.
Мы дни влачим в неслыханной кручине,
И скорбен стих.

Но верь: всемилосерд и всемогущ Господь,

Смиряет Он и смерть, и силы ада!
Душа, навек покинувшая плоть —
Насельница Господня вертограда.
О добрый Лоббин, горевать не надо,
Забудь печаль жестокую свою:
Любимая жива, она в Раю!
И плач затих.
Звучит напев совсем иного лада,
И сладок стих!

Дидона, средь святых достойна ты воссесть,

Ты, бывшая прекраснее богинь!
Я правду изрекаю, а не лесть,
И потому сомнения отринь.
Ты вознеслась в заоблачную синь,
Твоя обитель — не земля,
Но Елисейские поля.
И плач затих:
Пробьет мой час — приду к тебе. Аминь.
Сколь сладок стих!

Не различает род людской добра и зла.

Глупцы! Глядим на Смерть, как на врага —
А Смерть издревле благо нам несла,
Она мила, желанна, дорога,
Она уводит в райские луга,
Где столь свежа и столь нежна
Вечнозеленая весна.
Мой плач затих.
О Смерть, мой друг, мой ласковый слуга,
Услышь мой стих!

Дидона в Небесах (и все мы в свой черед

Отправимся туда, за нею следом)
Амброзию вкушает, нектар пьет,
И ей теперь восторг нездешний ведом.
Земным невзгодам чуждая и бедам,
Она с богами наравне
В небесной блещет вышине...
И плач затих,
И спет, мой друг Тэно, твоим соседом
Последний стих».

Тэно

Ты сам собою, милый, стал опять:

Сперва уныло пел, а после — звонко.
Не знаю: ликовать — или рыдать?
Ты честно, Колин, заслужил ягненка,
Ты славно, Колин, слух потешил мой...
Но смерклось, и пора идти домой.