Пастушка Анка

— Это и без вас известно, — отвечал дед. — Мера пшена стоит восемь динаров, фунт лиха с приплатой не берут, а вот кота моего Тошу я и за три королевства не отдам!

— За жулика кота три королевства! — загалдели воробьи. — Да за такую цену можно получить не меньше двух мер пшена да ещё конопли в придачу!

Простодушные воробьи всё же утешили деда. «Жив, жив!» — прощебетали они. А вечером каждый наставлял своих птенцов:

— Дети, глядите в оба! Как только заметите, что на дерево мешок лезет, удирайте без оглядки. Этот мешок не простой — в нём кот Тоша!

Дед Триша возвратился в корчму хмур, невесел, нос повесил, с руками пустыми — все ему постыли; ноги сбивши — горя не избывши, устал без толку — тоска, да и только!

— Что делать, приятель? Нету кота!

— У нас с тобой, дружище, мозги нынче набекрень. Пока мы их на место не поставим, ничего путного не придумаем, — ответил хозяин «Трёх ослов».

Он вытащил откуда-то пыльный мешок и хватил им разок-другой себя и деда Тришу. И что ж? Вправились мозги!

— Придумал! — воскликнул корчмарь. — Надо объявление написать: мол, пропал кот в мешке. Ко мне людей много ходит. Может, кто-нибудь его и видел.

— А есть у тебя ещё какие-нибудь такие объявления?

— Ого, ещё сколько! Глянь-ка, под ними и стены невидно.

Корчма и вправду вся была облеплена разными объявлениями. В одном говорилось, что некий человек ищет свой разум, который он в водке утопил; в другом другой человек сообщал, что у него в корчме память отшибло и если кто-либо умеет эту память обратно пришибить, то — просьба помочь; третий предупреждал всех, чтоб не ступали на скользкую дорожку — можно оступиться; четвёртый разыскивал потерянную в пьянстве молодость, а ещё один, оказывается, оставил в корчме своё доброе имя и просил немедленно сообщить, если кто-нибудь таковое имя нашёл.

— Ладно, давай и мы напишем что-нибудь вроде этого, — сказал дед Триша.

— С удовольствием. Только плохой из меня писарь, — предупредил корчмарь.

Он принёс большущую чернильницу, белое гусиное перо, ворох бумаги, какая идёт на обёртку скобяного товара, и разложил всё это на широком трактирном столе. За этим столом люди выпили столько спиртного, что его, наверное, хватило бы на отличный водочный дождь для целого государства, да ещё остатком можно было бы целый месяц вертеть колесо Тришиной мельницы, а лишку было бы довольно, чтобы выкупаться старой свинье с её шестнадцатью поросятами. Понятно, что за таким столом трудно написать вполне трезвое объявление.

И вот сочинители, взяв себе в помощники полную бутылочку — ту самую, что придаёт мыслям плавность и текучесть, — икая, позёвывая, почёсывая поминутно затылки, стукая себя то и дело по лбу и пролив семь потов, составили наконец такой документ: