Хор что-то пел. Святые угодники сквозь мерцание восковых свечей пригвождали взглядами к трепету и смирению. Поп и два басовитых дьякона что-то мрачно бубнили, размахивая кадилами. Всё это почему-то делало всех серьёзными. Даже очень.
Пользуясь тем, что Меланья захлёбывается слезами и глядит вверх, на прекрасноликого юношу с ангельскими крылами, Евпраксия начала мотаться по всему храму. Но все её друзья и приятели, так желавшие накануне видеть её заплаканное лицо, один за другим отказывались её выслушивать, потому что на них взирал с высоты архангел по имени Михаил. Ирина, двоюродная сестра Фомы Ратиборовича, даже пригрозила ей каким-то небесным громом, а молодой тысяцкий Еловец пригрозил за ухо отвести к Меланье. И только двадцатилетняя белокурая Светозара, сестра Ратмира и дочь боярина Туки, нежно взяла скандальную вдову за руку.
– Ах, Евпраксия! Если ты уже направляешься к выходу, я с тобой! Что-то у меня голова начала кружиться!
– Идём, – обрадовалась Евпраксия. Не хотела она, конечно, покидать храм раньше причащения, но как было не помочь хрупкой и бледной девице, никогда не имевшей греховных помыслов? По пути к дверям две подлые твари самым коварным образом утянули вслед за собой премудрую Василису Микулишну, хоть Настасья сказала ей, указав глазами на широченную спину отца:
– Василиса, знай: если ты раньше евхаристии удерёшь, то батюшка завтра отправит тебя к Меланье, как обещал!
– Мне будет приятно эту визгливую длинноносую цаплю перемудрить, – хихикнула Василиса, и храм был ею покинут.
Выйдя на паперть, три красны девицы увидали возле неё двух всадников, опоздавших даже уже и не к середине церковной службы. Они сходили с коней, а тех уже подхватили отроки-чернецы, обязанностью которых было прислуживать прихожанам такого ранга, какой имели два всадника. Это были мрачный патрикий Михаил Склир и плясун, озорник, балагур Алёша Попович. Для трёх подруг осталось неясным, подъехали ли они к церкви вместе или поврозь. Первое, пожалуй, было бы удивительно, ибо что между ними могло быть общего?
– Ай, Забава Путятишна, Василиса Микулишна, Светозара Тукиевна! – вскричал Алёша Попович прямо на всю Соборную площадь, весело хлопнув себя по бёдрам, – три звёздочки слились вместе! Да вы куда собрались-то, горлицы мои сладкие!
– Не ори, – топнула ногой Василиса. А дочь Путяты прибавила, обменявшись поклонами с Михаилом, но обращаясь к Алёше:
– Мы собрались погулять. А ты, сын поповский, в храме прилично себя веди! О нас позабудь, про Господа вспомни!
– Так вы уже причастились?
– Это тебя не касается! Не мути, говорю, народ.
Пока Василиса Микулишна улыбалась, а Светозара смеялась, Евпраксия обратилась уже к патрикию:
– Ты на днях получишь от меня дар, жених мой любезный!
– Я уж давно и нетерпеливо жду твоего подарка, боярыня, – улыбнулся Михаил Склир, —что так долго медлишь с его вручением?
– Колдовство – дело кропотливое!
Так ответив, Евпраксия сошла вниз по ступеням и торопливо зацокала каблучками к торговой площади. Василиса и Светозара последовали за нею. Поторопиться имело смысл – могла быть погоня.
Когда спустились приятельницы к Подолию, утро было ещё, можно сказать, ранним. Солнышко поднялось над степью невысоко. Однако, торги шумели уже вовсю. Народ на Подолии был попроще да подушевнее, и Евпраксия не ждала обидных подвохов, когда её окликали, чтоб поздороваться. Светозара, редко гулявшая в нижней части стольного города, была очень удивлена, заметив, что все здесь хорошо знают двух её спутниц.
– Куда идём? – весело спросила она, крутя глупой головой, чтобы всё зацепить любопытным взглядом.
– Идём мы в лихой кабак, – сказала Евпраксия, помахав рукой нехорошим девкам, которые ошивались возле суконщиков, – тебе скучно было стоять в соборе? Вот и повеселишься.
– На год вперёд, – зловеще прибавила Василиса, не так старательно отвечавшая на приветственные слова воловьих погонщиков, бортников, гусляров, купцов-удальцов и всяких бродяг, уж не говоря о мастеровых. Она, старшая дочь пахаря, знаменитого на всю Русь, не очень была довольна своим крестьянским происхождением и при встречах с себе подобными задирала нос, как боярыня. Но её всё равно любили.
– Да ладно вам, – небрежно махнула тонкой рукой ангелоподобная Светозара, – я не боюсь лихих кабаков! Ведь шестеро моих братьев, напившись мёду, всегда начинают драться между собою. Я уж привыкла. Евпраксия, тебя здесь прозвали Забавой?
– Я думаю, везде сразу, – дала ответ за подругу дочка Микулы.
Когда три девицы подошли к мастерской Улеба, возле которой стояло несколько человек, медник, клещами вынув из горна кусок металла, взглядом дал знать Евпраксии, что ей лучше не останавливаться. Евпраксия поняла: уже по всему Подолию ищут мастера, согласившегося исполнить её заказ. Премудрая Василиса тоже что-то смекнула. А Светозаре медник был и неинтересен, хоть молодое его лицо, поутру ещё не слишком чумазое, показалось ей привлекательным. И пошли три подруги дальше.