Пастырь Вселенной

Володя снял трусы, без стеснения глядя Лее прямо в глаза – чего стесняться своего палача, это он пусть испытывает дискомфорт.

– Хорошо, – сказала Лея, придирчиво и без тени стеснения оглядывая его тело. – Теперь возьми это, – и она бросила Володе черную повязку, очевидно найденную ею в том же шкафу, где она отыскала и платье, и косметичку, – и завяжи себе глаза.

– Мне это не нужно, – откликнулся Владимир, – стреляй так.

– Нет, ты завяжешь глаза, – сказала Лея. – Ты будешь меня слушаться, иначе я заставлю тебя жестоко страдать перед смертью. У нас на Анданоре, – сказала девушка, буравя Владимира своими жестокими, пронзительными глазами, – существует такая казнь. Преступнику отстреливают сперва одну конечность, потом другую, и так все четыре. Здорово, да? А в конце – голову.

– У нас тоже была такая казнь, – кивнул Володя. – В давние, дикие времена, в которых до сих пор застрял твой Анданор. Только делалось все при помощи топора. И называлось четвертованием.

Лея лишь раздраженно махнула в ответ рукой и сказала, скривив алый цветок своих губок:

– Нет, не то. Десять минут – и ваш преступник умирал от кровотечения. И все это знали, и он сам тоже. Не интересно. От плазмы же, – и девушка многозначительно взвесила в руке пистолет, впрочем, держа под контролем малейший жест Владимира, – кровотечения не бывает. Отстрелил, к примеру, преступнику руки и радуйся ему хоть день, хоть год. Хоть оставь так жить до старости. Полная свобода. Никаких временных рамок. Здорово, да?

Владимир тяжело вздохнул и повязал себе на глаза повязку, мысленно попрощавшись с дневным светом и думая увидеть его в следующий раз уже в конце тоннеля. “Хорошо, что я исповедался в убийстве, – внезапно подумалось Володе. – Да и попостился хоть пару деньков. Слава Богу”. Внезапно Владимир почувствовал, что на его левую руку упала то ли веревка, то ли ремень. Володя нашарил и взял ее, ощущая, как ледяной воздух заставляет все тело покрыться колючими мурашками. “Это ненадолго”, – успокоил себя Владимир и услышал голос Леи:

– Ложись на пол и связывай себе ноги.

Володе надоела пустая, изнуряющая беседа с жестокой Леей, и он молча подчинился. На ощупь выбрал свободное место и лег на такой противный, голый, холодный паркет. И принялся, вновь без помощи зрения, скручивать себе ноги. “Какая же она мстительная... – с тревогой подумал он. – Как бы действительно не устроила мне ампутацию конечности из плазмомета”. Наконец, Володя связал себе ноги и стал покорно ждать. Это ожидание было поистине мучительным. Владимир почувствовал, как ему вдруг стало неимоверно жарко, несмотря на явный холод вокруг. Его дыхание невольно сбилось, и он понял, что еще секунда, и он не выдержит и сорвет повязку. Владимир просто потерял счет времени. Ему казалось, что он лежит вот так, с повязкой, обнаженный, на спине, со связанными ногами, уже с четверть часа, хотя на самом деле Лея мучила его менее минуты.

– Ну что, смельчак, – вдруг каким-то совсем новым тоном сказала девушка. – Хочешь все видеть своими глазами?

Владимир с трудом нашел в себе силы выйти из какого-то полусонного кошмарного круга и пересохшими губами произнес:

– Да. – Ему казалось, что ничего не может быть хуже этой повязки. Ну, разве что если Лея отстрелит ему какую-нибудь часть тела, на свой выбор.

– Ну так снимай, – разрешила Лея, и Владимир непослушной, откровенно трясущейся рукой стянул повязку с глаз. И увидел Лею, стоящую над ним совершенно голой. В ее руках не было плазмомета, и стояла она к Володе лицом, грудью, животом, в общем, всем.

Но Володе сейчас не было дела ни до чего. Его так близко, еще секунду назад, овевало дыхание смерти, что ему были абсолютно безразличны все, такие волнующие еще совсем недавно прелести Леи. Платье, которое девушка сняла, пока Владимир связывал себе ноги, было аккуратно повешено на спинку стула. Владимир сейчас не мог даже порадоваться тому, что остался жив, не говоря уж о чем-нибудь ином.

– Ну что, герой, – с насмешливой лаской в голосе спросила Лея, опустившись на корточки и нежно проведя пальцами по груди Владимира, коснувшись мимоходом левого соска. – Твое вчерашнее предложение все еще в силе?

Владимир вспомнил, о чем речь. Ему было очень тяжело сейчас, когда жизнь меняла свое течение на 180 градусов. Нет, сам-то он, разумеется, был несказанно рад, счастлив просто такому обороту дела. Он жив, и Лея согласна принадлежать ему; вроде бы все его мечты сбылись, но тело было сейчас таким ватным, бестолковым, словно покойника достали из гроба и, толком не оживив, сказали, что у него теперь все просто великолепно в личной жизни. И Владимир с трудом, через силу промолвил бессильными губами:

– Да, в силе, Лея, но это была жестокая шутка.

Лея с любовью заглянула в глаза Владимира и, гладя его лоб, там, где начинали расти волосы, с тихой лаской сказала: