— Ага, — Илья обнял девушку и задумчиво пробормотал: — Вот только энтузиазм у них какой-то… нездоровый! Как будто укурились все…
Громыко тем временем «вошел в контакт с местным населением», попросив огоньку у невыразительного мужичонки в поношенном сером пальто.
Похмельно сопя, абориген вытащил грязный коробок спичек, протянул майору.
— И часто у вас так? — пыхнув дымом, как бы между прочим поинтересовался Громыко, имея в виду толпу на перроне.
— Да не, мля. Второй раз, мля, такое чудо! До того, летом еще, лабухи приезжали, барды, с гитарами и бабами. Напилися — у-у-у, в дымину. Песни орали: «Как здорово, что все мы здеся…», типа того. Я ходил — и мне нолили, хе-хе. А эти… Хто такие, не знашь? — охотно откликнулся абориген, пританцовывая на месте.
— Не, не в курсах. А чего они делать-то будут, как думаешь? — снова спросил Громыко, возвращая спички.
— А хрен их маму знает, мля. На Иванову росстань, видать, подадутся, мля. Им же палатки бить надо, хавло шаманить, бикс тискать. А щас не май месяц, мля, на снегу дрючки шементом отмерзнут, мля.
— Это что за росстань? — заинтересованно оглядывая мужичка, продолжил допрос Громыко.
— Ну, перекресток тут один… Это старый роман, мля. Начальник, мне бы похмельнуться, я в тебе все в лучшем виде изложил…
Громыко широко улыбнулся, вытащил из кармана сложенную пополам пятидесятирублевку:
— Во, видал? Давай, колись про росстань.
Дернув кадыком на морщинистой шее, абориген отошел на несколько шагов и присел на железный заборчик возле магазина:
— Значит, так, начальник. В старинные времена, при Катьке-царице еще, шел тама тракт, из Твери на Сергиев Посад. Ну, купцы всякие, барыги, кресты с деревень — все по нему так и шастали. Оживленное было движение, мля. Но вот слух пошел в народе — объявились на тракте гоп-стопники, ну, бандиты типа. Пластали барыг, шмотье косили, крестов обижали. Беспред ельщики короче, мля!
А в деревне Сорокино жил мужик, звался Иваном. И у шаровых в паханах тоже Иван ходил. Ну, на росстани, где с тракта поворот на Сорокино как раз, они и встретились. Иван-кузнец с ярмарки, что ли, возвращался, а пахан от зазнобы ехал. Да, а заноба его как раз кузнецовой дочкой была. Такие расклады, мля.
Дело ночером было. Иван, который козырной, видит — телега гремит. Он волыну достал и айда на скачок. Ну, и завалил кузнеца. И тут вдруг слышит голос, баба говорит: «Ты отца моего убил, и за это смерть тебе!»
У пахана очко и заиграло — прикинь, начальник, ночь же кругом, Луна и мертвяк вставать начинает!
Бросил, значит, Иван-отморозок приблуды свои и в лес побег — от греха. А только кузнец встал, рукой махнул — и не стало леса, километров на пять не стало!
Заметался пахан, чует — карандец, ща ему кишки выпускать наружу будут. А кузнец мертвый уже от телеги шкандыбает, кнутом размахивает.
Шмальнул Иван в него — лажанулся. Шмальнул другой раз — опять фуфел. Тут обхезался он от страха, а кузнец подошел поближе и давай его кнутом мочалить. Покоцал всего, до костей, мля. Ну, пахан кони и двинул.
Наутро люди по тракту едут, смотрят — телега с лошадью стоит, а в стороне, там, где раньше лес был, луговина здоровая и два трупака лежат.
Народу такой расклад не в масть, и переиграли тракт на новое место, мля. Да, а лес тама так и не растет с тех пор. Такой вот спектакль, начальник…
— Забавный перезвон, — усмехнулся Громыко, сунул пятидесятирублевку в дрожащие пальцы аборигена: — На, заслужил. Дочка-то ведьмой оказалась у кузнеца, а?
— Че? — мужичок вскинул на майора заблестевшие в предвкушении скорой выпивки глазки. — А? Не! Дочка и знать ничего не знала. А как узнала, что и батяня ее, и хахаль ласты склеили, так и сама, дура, в петлю сунулась, мля. Бабы, че с них взять. Ну я побег, начальник?
— Погодь, — Громыко взял собеседника за рукав пальто. — Я не понял, поляна эта так и осталась до сих пор, что ли?
— Ну-да, ну-да, я ж грил — ни хрена там не растет, — часто закивал мужичок. — Ну все, начальник, все, не томи…
— Ладно, стартуй, — разрешил Громыко, развернулся и зашагал к машинам…
Пока суд да дело, с грохотом и звоном из Москвы на станцию пришла очередная электричка, из вагонов которой в разношерстную толпу влилось еще никак не меньше трех сотен ролевиков.
— Все! — перекрикивая гомон, надсадно заорал худой парень с козлиной бородкой, укутанный в пятнистый зеленый плащ, перешитый из простыни, — больше никого не ждем! Выдвигаемся на место, тут ходу час от силы! Народ! Не растягивайтесь! Все слышали?
— Все!!! — радостно завопили ему в ответ. Кто-то ударил мечом в щит, другие поддержали, и тотчас же над станцией повис оглушающий грохот.
Пошумев, ролевики наконец зашагали по заснеженному проселку в сторону от Бобылина, постепенно вытягиваясь в длинную колонну.
— А знаете, куда они идут? — спросил у наблюдавших за вакханалией друзей Громыко и сам же себе ответил: — На Иванову росстань. Как раз туда, куда и нам надо…