Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

В снегу шустро крался бордовый ручеек, Янист стоял на его бережку и тяжко дышал, съедая вздохами секунды, за которые мог бы спасать себе жизнь.

– Послание?

– Чем быстрее она будет здесь, тем больше из оставшейся колонии останется в целости. Думаю, – тихий смешок, – она поймет.

– Почему не…

– На твоем месте я снял бы куртку, она пропиталась кровью. И избегал бы колючих кустарников.

Олкест выкрикнул что-то невразумительное. Кажется, кто-то должен был скоропостижно Нэйша побрать. Правда, выкрикивая, Янист сдирал с себя куртку, которую отшвырнул в сторону. Крикнул еще на прощание: «Гроски, не смей на тот свет!» – и шастнул меж деревьев в том направлении, куда указывал Нэйш.

С хорошей скоростью малец ушел. И дальновидно было – отправить мальчишку. Чтобы не видел. Не мучился совестью.

И не рассказал.

– Знаешь, – чувствовал я себя как пирожок, завернутый в мороженое. Внутри огонь, снаружи лед. Почему-то течет из носа, обидно, а шмыгнуть сил нет, – я-то когда-то мечтал – в восемьдесят помру. Не дотянул чуток, да?

Ну, я не знаю, как иначе забалтывать того, кто тебя вот-вот прирежет! Нормально сказать или нет: «Валяй, я полностью все одобряю, ты только кровушкой-то не запачкайся и смыться успей».

«Клык» опять наклонился надо мной. Выглядел, пожалуй, сосредоточенным: с приподнятыми бровями, сжатыми в узкую короткую линию губами и глазами, холоднее здешних снегов. Где он там прячет свой палладарт, которым с одного раза можно грохнуть виверния?

– Мел… рада будет, – слова выходят горячими, сухими сгустками. – Зверушки-то сыты…

Нэйш вдруг хихикнул. Прозвучало настолько по-дурацки, что я обреченно подумал: всё, вот это последнее, что слышал в жизни. Идеально подытоживает мой жизненный путь.

– Как самоотверженно, Лайл, – тихо обронил Нэйш, отворачиваясь и расстегивая плащ, – как… героически. Не знал, что это значится в законах Гильдии.

Плащ соскользнул в снег – белый на белом. Блеснула цепочка, в несколько раз обвитая вокруг правой ладони. На конце цепочки серебрилось лезвие в полторы пяди, хищное, отточенное, идеально предназначенное для того, чтобы прошивать шкуру и плоть.

Переливчатые крики прорвались сквозь шум в ушах – йоссы. Ликующие, радостные.

– Терраанты называют это «Песнь Крови», – сообщил мне сумасшедший, обозвавший меня героическим, – занятно, правда?

И лезвие подмигнуло – отразило бликом снег. Который скоро очень станет похож на закат. И на многие сорта роз, и на вино, и с чем там еще сравнивают эту чудесную жидкость, которая покидает мой организм.

Которой придется как-то помогать. Потому что у меня уже не особо-то есть голос, и не получится спросить у «клыка»: «Тебе-то это зачем?» Или сообщить ему, что я ни на грош не верю в его вселенское человеколюбие.

А вот в то, насколько самоубийственной окажется его игра с этими тварями – я вполне себе верю. И от этого берет меня досада лютая, потому что и помереть же спокойно не дают. Полежать, помечтать напоследок о пиве и солнечных деньках, о пухлых рыбачках в портах торговых городов.

Печать пришлось колоть занемевшими пальцами – отозвалась с неохотой. Нет, милочка, сегодня нам уже нечего отдавать. Сегодня я – скряга, трясусь над каждой крупицей холода, принимаю все в себя. До чего же это омерзительно, кто бы знал: впускать в себя свой собственный холод, удерживать под кожей и заставлять просачиваться в кровь…

Зато результат будет – в самый раз: вмерзший в сосну я, вместе с извиняющейся миной, а вокруг – моя кровь, тоже замерзшая, так что она перестанет пахнуть так остро. Станет мёртвой, а на холодную кровь йоссы не идут. Кажется, Мел говорила… или Аманда?

Кожа загорелась, зато внутри на вулканы обрушилась лавина. Затряслись пальцы, потом будто вообще пропали, но Печать была тут, и я шептал Дару: держать!

Перед глазами настойчиво летали белые и алые мошки. Потом они вдруг прояснились в лицо Рихарда Нэйша.

– Знаешь, Лайл, – проговорило лицо, – думаю, тебе лучше поспать.

Что-то теплое легко надавило на шею, а потом воющие пятна в отдалении расплылись белым и алым.

АЛОЕ НА БЕЛОМ. Ч. 3

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

– Хэээээй! – кричит Грызи на бегу. – Отзови-и-и-итесь! Кто живо-о-о-ой!

Сперва отклика совсем не слышно. А потом громко, призывно ржёт лошадь. Пятьсот шагов. Откликается вторая лошадь, повыше: «И-и-и-а-а-аху-ху!» Пытаюсь применить Дар на бегу – и серое небо с размаху подпрыгивает на макушке, прожёвывает меня и выплёвывает, будто в вир. Колени подламываются. Улетаю лицом в снег.

Мантикоры корявые.

Отключаюсь на пару секунд, а когда продираю глаза, на западе в полный рост переливается Песнь Крови – не меньше дюжины глоток.

Где-то возле озера, то есть пока что нет, но йоссы туда движутся. А лошади всё ржут и ржут, то дальше, то ближе. Подскакиваю, не дожидаясь, когда Грызи добежит до меня и поможет подняться. Машу рукой: в порядке, несёмся дальше.

Хотя порядка во мне – как у Лортена в коттеджике. Клятое Заброшье, будто на яприле по моему Дару прокатилось. То глохну совсем, то теряюсь в звуках, а направление не могу уловить. Спасибо ещё – есть следы двух охотничков. Ведут от места резни.