Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

— Ах да, действительно, бедолага Орэйг. Реликвия нашего рода, во всех поколениях, — и широким жестом обводит картинную галерею. — Но знаете, мне нетрудно проявить особенное гостеприимство… особенно если гостья такая очаровательная.

Он уже подошёл слишком близко для обычного разговора — заслонил галерею своим лицом. Слишком многозубой улыбкой.

— Вам интересны тайны моего рода? Я многое могу о них рассказать. Можем спуститься в Обрядовый зал, милочка. Или пойти к вам в комнату. Или мы можем даже… здесь…

Он тянет её на себя уже решительно, пытается дотянуться губами до шеи, рывком обвивает за талию. И забивает дыхание духами — что-то яркое, цитрусовое, молодое. Дикое здесь, среди болот и туманов.

— Господин Линешент, а вам не кажется, что это как-то недостойно аристократа?

— Ну, вам же платят за услуги — так и оказывайте услуги, — мурлычет Этриан, не теряя гостеприимной, располагающей улыбки. — Я же один из ваших нанимателей, а? Так что в ваших интересах — чтобы я был удовлетворён. А я пока что совсем не удовлетворен тем, как вы тут шастаете… так что будьте попокладистее.

Гриз уворачивается от мокрого поцелуя в шею. Морщится брезгливо, отводит в сторону руку Линешента, которая тянется к груди.

— Что, если нет?

— Не будь же дурочкой, — бормочет Линешент, прижимая её к стене и к одному из портретов — рама больно впечатывается в поясницу. — Ты в моём замке, я — аристократ первого круга, а ты просто грязь, девка-варг из питомника, еще и из Вейгорда, да тебе порадоваться надо, что я…

— Пытаетесь влезть ко мне под юбку? — предполагает Гриз, когда Линешент слегка тонет в её голубом подоле. Аристократ тяжело дышит, замечает, что она больше не сопротивляется, и выдаёт с удовольствием:

— Ну вот, так-то луч… — и тут же: — Это что, штаны?!

Пока средний из наследников Рода Линешент стоит, слегка выпучив глаза, его рука продолжает путешествие вверх. По штанине, то есть от колена по бедру.

Три секунды, невнятный хрип, а потом Этриан шарахается подальше, хватаясь за занемевшую руку.

Гриз чуть наклоняется и интересуется вполне в традициях Лайла Гроски:

— Ой, не обожглись? Подхватила какую-то заразу от мантикоры, знаете ли. Теперь вот по ночам такая дрянь отрастает. Это хорошо, что вы дальше не полезли, господин Линешент, а то бы еще годик лечились.

Не говорить же ему, что кнут из кожи скортокса приходится таскать на поясе, под подолом. С сумочкой ходить неудобно.

— Мразь… варжеская, — шипит аристократ, держась за кисть. — Завтра же вас отсюда, так и знайте…

— Поставите здоровье фамильной драгоценности против вашей руки? — Линешент отступает на шаг. — А как вы объясните, почему с нами надо расторгнуть договор — вот так прямо и расскажете — где получили… кхм… ранение? Да не беспокойтесь, пройдет скоро. Но могут быть последствия для потенции, так что… знаете, вы бы охладилки попили где-то месяцок. В ней как раз нужные компоненты.

Этр выскальзывает из галереи, держа руку наперевес и шипя под нос проклятия варгам, Гриз, мамаше и почему-то — младшему брату. Гриз остаётся отряхиваться от липкой пудры и приставучего цитрусового одеколона.

Линешенты с портретов взирают с величественным отвращением. Сверху вниз. Ты грязь, говорят их взгляды. Девчонка-варг, которая вздумала, что можешь путаться в наших делах. Взгляни — наша история проросла в Кайетту корнями. Мы — это Кайетта. И у каждого из нас на руках фамильная драгоценность.

Белые, пушистые геральдионы — на двадцати с лишним портретах. Гриз стоит, вглядываясь — а они смотрят на неё. С розовыми носиками, фиолетовыми глазками, аккуратными мордочками. В драгоценных ошейниках, с ленточками, на плечах у хозяев, на руках у хозяев, на подушечке рядом, лежа, сидя, стоя, вытянувшись во весь рост. Она смотрит, уже понимая, уже холодея — а они будто кружат вокруг неё, приплясывая на мягких лапках, взмахивая такими похожими хвостами… Геральдионы, геральдионы…

Геральдион.

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

Грызи врывается в комнату Орэйга Четырнадцатого. Малость растрепанная, почему-то воняющая померанцевыми мужскими духами. С горящими глазами и указующим на геральдиона перстом.

— Это фамильяр Рода.

Орэйг Четырнадцатый недоуменно гадит в лоток. Глядя невинными фиолетовыми глазками.

— Невозможно, — выдыхает Рыцарь Морковка. Очень ожидаемо.

Грызи растрепывает волосы и запускает в них пальцы.

— На портретах в галерее — один и тот же геральдион. Вот этот. Мы не всматривались раньше, да и разные позы… украшения.

— Но если они потомки одного и того же…

Грызи цыкает на Морковку так, что дохлый геральдион-фамильяр забывает звякнуть возвестить в колокольчик о том, что закончил дело.

— Не бывает полностью одинаковых потомков, уж вы мне поверьте. Либо геральдиона перерисовывали с портрета на портрет. Либо это один и тот же, вот этот. Орэйг Первый.

— Погоди-ка, ему… что же, четыре века?!

Про фамильяров Рода я помню чуть больше, чем ни шнырка. Это было где-то в энциклопедиях и учебниках, на страницах которых я от скуки пыталась вырезать. Надежда на Рыцаря Морковку, но он таращится на Грызи и объяснять ничего не намерен. Потому объясняет она сама: