Устранитель медленно повернул ко мне лицо. Вскинул брови с лёгкой сосредоточенностью.
— Тебе ничего это не напоминает, Лайл? Их кормят. За ними присматривают, о них заботятся. А они весь день гуляют на травке, прерываясь на походы к озеру в середине дня. Здоровые физически, послушные… и они не могут отсюда выйти. Где такое ещё можно встретить, по-твоему?
В питомнике, — хотел было сказать я, потом понял, что это-то неверно: в клетках питомника сидят твари, которые тебе голову могут откусить. А те, которые здесь — просто ждут своей участи, будто…
— На ферме.
ГРИЗ АРДЕЛЛ
— Пожалуйста, впустите нас, — повторяет Гриз в третий раз. — Мы правда хотим помочь.
Служанка Соора не отпирает. Тихо всхлипывает изнутри в ответ на все уговоры. Роняет едва слышно из-за двери: «Пожалуйста, уходите».
— Ведь вы же хотите, чтобы ваш сын был здоров. Мы принесли зелья — может быть, какое-то из них поможет. Пожалуйста, впустите нас — мы правда никому не скажем…
В коридоре пусто и пыльно, через высокое окно прощемился луч месяца, и в нём танцуют пылинки. Попискивают мыши за плинтусами. И всхлипывает служанка по ту сторону двери — явственно разрываясь на части, но не желая открывать. Шепчет боязливо, прижимаясь к двери, что не хочет навредить своим благодетелям, которые взяли её сюда, бедную сироту… не хочет, чтобы про них распускали грязные слухи. Потому что господа Линешенты сделали всё возможное, они позаботились о её мальчике… А если от болот не спастись — то такова уж судьба.
Кто-то запугал её. Запугал, а может, даже и запер.
— О вас спрашивала Мелейя Линешент. И о вашем сыне. Она о вас тоже беспокоится. Может быть, хотя бы ей вы позволите навестить вас?
Тишина. Гриз вздыхает, прислонившись к гладкому дереву лбом.
— Вы можете открыть дверь? Не нам, а вообще? Мы тогда зелья оставим тут, в коридоре. Заберите их и дайте сыну. Дозировку я сейчас расскажу.
За дверью — ни звука, но Гриз чувствует, что там слушают внимательно.
— Пожалуйста, возьмите зелья. Наш Травник — специалист высочайшего уровня.
Из-за двери несётся задавленная, задушенная рыданиями благодарность.
Время искоса взглянуть на Уну, застывшую напротив стены коридора — в голубоватой, сумеречной тени. Ученица Аманды едва-едва касается холодных камней кончиками пальцев, и лицо её совсем затенено волосами. Голова чуть откинута, тело напряжено как струна.
Бледные губы плотно сжаты, на правой ладони едва заметно светится бледно-лунным полумесяц — Печать Сноходца.
— Что-нибудь есть?
Когда девочка использует свой Дар — смотреть сквозь тени и сны — голос у неё меняется. Из боязливого бормотания — становится отдалённым шорохом теней.
— Он спит. И видит, как падает. Будто тонет в огромной воронке или в колодце, откуда нет выхода. Это как падение в вир, только в жадный, чёрный… А теперь его куда-то ведут, что-то обещают, хлопают по плечам… Что-то хорошее, только давнее. Они идут… темные коридоры, коридоры… портреты. Там портреты в длинном коридоре, а потом они спускаются куда-то… Подвал, он видит подвал. Только это не подвал, а зал… какой-то алтарь или знаки, потом голоса, они его зовут… И теперь опять воронка, и он тонет, и тонет…
Голос Уны делается дремотным, ленивым. Тогда она толчком отстраняется от стены. Стряхивает с волос и пальцев приставшие чужие сны. Говорит уже своим, прерывающимся и жалобным голосом. Не глядя на Гриз.
— Вот… я больше ничего не вижу. Ему это снится постоянно. Всё время повторяется.
— Подвал. Подвал в портретной галерее… спасибо, Уна. Тут, пожалуй, всё, пойдём-ка обратно.
Коридоры петляют и лгут. Проклятое платье подолом цепляет ноги, и приходится поправлять под ним пояс: спасибо ещё, подол достаточно пышный. Уна неслышно течёт следом: бессловесная, вся в ночных тенях. Оглядывается, бормочет что-то едва различимое под нос.
— Что?
— Сон. Он тут будто… повсюду, — сжимает-разжимает тоненькие, нервные пальчики. — Как… туман над болотом, или как ветер. Будто бы в самих камнях.
— Что им снится? — тихо спрашивает Гриз.
Уна привычно избегает её взгляда (её нельзя винить — девочка безответно влюблена в Нэйша). Ежится, обхватывает себя руками. Кивает влево — вон туда, в те коридоры.
В коридоры жилого крыла, где расположены спальни хозяев. Гриз в библиотеке ознакомилась с планом замка. В эти коридоры им нет ходу: здесь бесшумно шастают слуги, здесь стоят и охраняют входы-выходы наёмники сестёр Линешент… Но Уна и не стремится туда — просто подходит ближе, приникает к камню и слушает, смешиваясь с тенями.
— Это сны… нет, это сон. Но они видят его все вместе. Один и тот же. И они не хотят его видеть — но видят, вместо … вместо кого-то, кто не может видеть снов.
Один и тот же сон у всех Линешентов? У Главы Рода, у сыновей, дочерей, внуков — у всех?
— Что там, Уна?
— Подвал. И лицо парня. У него чёрные волосы, нос такой вздёрнутый… И…
Уна осекается, и под волосами можно рассмотреть страх.
— И голод.
Выстывший замок наваливается тишиной. Стремится подмять под себя, задавить величественным молчанием, неуютным одиночеством.
— Да, это то, что нужно. Хорошая работа, спасибо. Точно не хочешь дождаться утра?