Устранитель теперь сидит за столом, а перед ним банка с незнакомой бабочкой. Угольно-черной и как бы шипастой. Наверное, успел достать из сумки, пока я на стенку пялилась.
Бабочка ещё живая: хлопает крыльями и бьётся о стенки банки.
Нэйш склоняет голову, следит за ней задумчиво этак. Водит пальцем по стеклу.
— Они похожи на людей, тебе не кажется? Бесконечное разнообразие внешних признаков и способностей. Разные жизненные циклы, возможности приспособляемости… стремление к теплу или огню — по-разному. И при этом у всех одно и то же. Хрупкость. Слабые точки — не такие уж разные.
Черная бабочка как что-то вдруг понимает — замирает в банке.
— Недолговечность.
Нэйш пару секунд молчит. Я смотрю на бабочку у него на отвороте рубахи — небольшую, чёрно-серебристую.
— А почему вы не хотите их изучать, пока они живые?
Устранитель пожимает плечами.
— Живых я… тоже изучаю. Иногда. Но эти… они разве не кажутся совершенными? Именно сейчас. Пойманные в миг смерти — и при этом она над ними будто бы не властна. Кажутся почти живыми, правда? Ограждёнными от внешнего мира… скованными, зато сохранёнными навеки.
Вот за это Нэйша в питомнике и не любят. За этот его вечный к смерти интерес. Он и на зверей-то смотрит так… «Оно ещё живое, или уже можно тащить в мой сарайчик?».
— Ага, — и потихоньку бочком лезу к двери. — Точно. Ну, спасибо, мне, значит, пора уже…
Устранитель наблюдает за бабочкой в банке. И кивает так, между делом. Вроде, можно спокойно уходить, но совсем расставаться с чудесными бабочками как-то жалко.
— Можно потом ещё прийти? Посмотреть.
Прямо-таки расцветает.
— Конечно.
Выскальзываю за дверь, прикрываю осторожненько. Спускаюсь обратно к Сквору.
— Обалдеть, — говорю горевестнику. — Я только что болтала о бабочках с Нэйшем!
— Жестокое сердце, — проницательно выдаёт Сквор. А меня прямо-таки распирает: с кем бы поделиться? Мел точно не поймёт, ещё и разворчится: «Нашла, с кем разговаривать — с этим чокнутым гадом…» Уна — нет, она так в меня вцепится! Всё будет выспрашивать, что и как он сказал, как смотрел и чего делал… Гриз — вот самое лучшее, только когда она вернётся…
Может, Гроски? Точно, он же как-то ладит с Нэйшем, даже вот на выездах. Надо будет к нему подойти, к Гроски. Рассказать. Ну, когда он вернётся со своей этой, как её, встречи с поставщиком кормов. Сколько там о кормах-то уже можно спорить?
Если, конечно, он не просто пива в трактир попить пошёл.
ЛАЙЛ ГРОСКИ
Торговец мясом Горинг поперхнулся и закашлялся — и я его от души понимал. Во-первых, он только что впервые в жизни попробовал пивко в «Свине и свирели», и оно потихоньку разъедало ему внутренности. Во-вторых, входя в трактир он по недосмыслию высказался в духе, «фу, ну и дыра». Теперь ласковые взгляды Злобной Берты прожигали бедолаге спину.
В-третьих, я ему только что заявил, что питомник с ним расторгает контракт.
— Какого?!.. — просипел Горинг, когда нацелился вежливо похлопать его по спинке. — Я же тебе заплатил! Три процента от суммы в месяц — и ты следишь за тем, чтобы поставки оставались у меня.
Я не стал ему сообщать, что моя честно выстраданная взятка тут же ушла на закупку круп. Вместо этого лихо хватил бертиного пивка (торговец содрогнулся) и выдал своё лучшее шипение:
— Думаешь, мне это нравится, а? Терять денежки и с тобой тут посередь дня объясняться? Я всё обделал, как надо, ясно тебе? Уломал Арделл. Она согласилась было, хоть и с неохотой — ты что ей, на кнут наступил в прошлые встречи? И тут этот чёртов поставщик, как его бишь… Москен… Моксен… Припёрся со своим предложением, поволок её глядеть склады и фермы, а что я мог сделать, а?! Что я мог?!
Горинг буравил меня глазками и слизывал горькую пену с огромных, тоже похожих на пену, седых усов.
— Она, понимаешь ли, вернулась сияющей, чтоб её. И такая: о, представляешь, у него товар-то получше будет! Мясо посвежее, да и не такое костистое. Этот, чтоб его, Москен везде подмаслил, да он ей цену выставил ниже на десять процентов!
На самом деле — на восемь процентов. И только после того, как я красочно расписал, какие скидки питомнику даёт Горинг. По крайней мере, торговец не сунется проверять… оба не сунутся проверять. Эрб Горинг с Иртуром Моско лет двадцать уже враждуют.
— Да я, если ты хочешь знать, чуть ли не танцевал вокруг чёртовой варгини. Расписал тебя с ног до головы: мол, постоянный партнёр, понимающий. Но эта стерва, чтоб её, уперлась. В общем, хочешь обойти Моско — дай мне что-то, с чем можно работать. Мне, честно говоря, плевать, кто будет возить мясо в питомник… но денежку терять не хочется.
Горинг гневно пыхтел, поглядывая из-под седых бровей чёрными глазками. Почёсывал подбородок в мелких прыщиках. Подёргивал пуговицу на куртке — пуговица была выполнена под аквамарин, по последней моде.
— Десять процентов, говоришь?
— Десять процентов, — подтвердил я. — И пять мне.
От такой неприкрытой наглости торговец поперхнулся и заколыхал щеками. Я хладнокровно попивал злобнобертское пивко — кусючее, как натура той, кто его варила.