Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

Ну вот, а потом ба забрала нас к себе, а ма начала пить с горя. А как ба через год ушла за ягодами и заблудилась с концами — тут уже тётка Тасия нас и выставила. Так и сказала: «Вот что, Иза. Вы мне, знаете ли, не родные, да и братика моего в Водную Бездонь ты свела своими шашнями. А теперь только пьёшь да валяешься, да и твой выродок под ногами путается, а мне тут пустышки в доме не надо. Так что выметайтесь».

Малость ещё по дальней родне помыкались, только ма всё пила, а я-то еще и из «пустых»… Потом весёлый дядька Джейро (они с его женой малость нас подкармливали, а у самих-то уже тогда пять ребятишек было!) посоветовал ма попроситься в питомник. Мол, другу Джейро там нашлось место, а он же тоже «пустой элемент». И Гриз нас сразу взяла. Даже предлагала поселиться в «Ковчежце», только ма решила быть подальше от нойя и варга с алапардом.

Добегаю до дома тётки Ровинды, стучу в окно. Тётка выползать не хочет, бубнит чего-то, что вечно, мол, неймётся. Потом окно приоткрывает:

— Сколько надо?

— Три, — Пересыпаю ей монетки в ладонь. Окно закрывается. Тётка теперь бубнит обо всяких там пустышках, которые вечно припрутся в рань безбожную и холоду напустят, и о пьяницах непутевых, о старых долгах и о своих костях, которые ноют. Я разглядываю крыльцо и кидаю кусок хлеба худющему псу на цепи — жалко, чего получше не прихватила. Он так-то не злой, только вид делает.

Окно опять скрипит, тётка пихает в руки три квартовые бутыли.

— Вернуть не забудь. Не напасёшься на вас потом… Шапку чего не надела? Есть хоть не хошь?

Ровинда, в общем, тоже бабка не злая. И цены не ломит, не то что Злобная Берта или Свейлы, которые «Пьяный дракон» держат, деревенскую таверну. Бренди, правда, у неё самопальный и не пойми из чего, зато в долг даёт.

Мотаю головой — не хочу. Ровинда — она так-то не прочь за печеньем языком почесать и всё-всё у меня про питомник выспросить. Так что я говорю, что спешу. Бутылки складываю в матерчатую сумку (специально малость соломы с собой взяла — подложить!). Машу рукой, пускаюсь потихоньку назад.

— Фить! Пустышка! Гляньте, ребяты, пустышка бежит!

Вот же водные черти принесли рыжего Тейди с его шайкой! Лучше б уж на девчонок наскочить — эти только дразнятся, щиплются и плюются. А эти придурки вечно норовят или камнями закидать, или в грязи вывалять, или просто так отлупить за всё хорошее.

— Пустышка! Демонское семя!

— Убогая! Недоделка! Чего притащилась, а?!

— Сказано ж было — чтоб нос свой поганый сюда не совала!

Сегодня их только четверо — остальных холод пораспугал. Мелкий прыщавый Кай, чёрный как жук Нат, рябой Эсвер с рваной губой. И рыжий Тейди, ему уж тринадцать стукнуло, он их всех на голову выше. И успел аж три года отучиться в прихрамовой школе.

— Эй, пустышка, согреть? — и ухмыляется, и пыхает огоньком на ладони. Обожает меня огнём своим пугать. — А что это у тебя там в сумке, а? Небось, мамаша за выпивкой послала? Давай, выгружай.

— Мантикору тебе в задницу, — огрызаюсь я и пячусь потихоньку. В другое время я б от драки бежать не стала, я им нехило могу напинать. Только вот бутылки же все перебьют.

Ветер шумит и шумит, а Тейди с его шайкой ухмыляются и наступают.

— Чего такая дерзкая, а? Маманька не учит?

— Хы, куда ей учить. Наклюкается с утра, небось, и валяется.

— Кувыркается с вольерными, гах!

— Э, далеко собралась?

— Далеко, как твой папаша! — Нат хмурится, потому как он безотцовщина, батя его в другую деревню от женушки сбежал.

— Надо б нам тебя поучить, — гнусит гадко и начинает идти быстрее. — Чтобы ты сюда забыла, как соваться.

Пф, страшный. Он сам-то Стрелок по Дару, а лука или арбалета при нём нет, так что с ним мы наравне. Другое дело Тейди или прыщавый Кай — у этого Печать Ветра.

Чего там говорил Гроски? Первое дело во всякой заварухе — неожиданность.

— А и давайте, — говорю. И выжимаю себе на лицо ухмылку Нэйша. Я это дело хорошо умею: брови приподнять, взгляд остекленить, раздвинуть губы. Нат аж спотыкается от такой моей рожи.

— Подходите-подходите, — (главное — уверенность, тоже Гроски говорил). — Меня тут как раз наша нойя одной порче научила — вот уж как раз хотела попробовать.

Делаю рожу кровожаднее и зловещее, хотя куда уж. Тейди малость замер, но храбрится, а остальные хвосты уж поподжимали.

— Нойя, ну как же. Брешешь.

— А ты подойди, да и попробуем, — («Если собираешься блефовать, главное — подробности»). Роюсь в кармане свободной рукой. — Видишь эти штуки? Вот я это в вас швырану, потом слово тайное скажу — и чёрная плесень на вас навалится. В глазах будет расти, изо рта и носа полезет.

В горсти у меня — семечки для птиц, только деревенским дуракам этого не видать. Они уже переглядываются, а я продумываю путь отступления. Гроски дурного не посоветует — он же с Рифов бежал. Вольерные говорят — и дюжину охранников при побеге передушил, во как.

— Брешешь, — цедит рыжий Тейд и выставляет ладонь с Печатью. — Только попробуй чего швырануть — я тебя огнём…

Я вытягиваю лицо, закатываю глаза и начинаю раскачиваться и завывать:

— Мэйнхо… мошахи танар… та скрэ-э-э-эрэн! Дэйтем-е-е-е-е-енен!