Пастыри чудовищ. Книга 3

Я вдруг понимаю, на что она решилась. Была ли она послана в группу уже связанная клятвой? Или её завербовали позже, когда она уже узнала Гриз Арделл? И уже поставила её жизнь выше своей?

И тут же окатывает варом понимания — для чего даарду всё время держала на виду веретенщика.

— Эти… не кусают, — кивает она на свою ладонь. — Не кусают нас. Если не… попросить.

Глубоко вдыхает, чтобы прошептать ещё что-то — прощание, а может, команду для ядовитой твари на ладони. Но в этот миг Гриз Арделл делает шаг вперёд — и вскидывает ладонь, осыпая себя пылью с бирюзовыми отсветами.

Я давлюсь криком, срываясь с места — поздно, бирюза искрится и окутывает невыносимую варгиню запахом весны, и веретенщик прыгает с ладони Хааты — она не успевает сжать её. Даарду свистит какую-то команду и тоже кидается за ящерицей — но тоже поздно… Веретенщик скользит по полу, будто ртутная капля, подпрыгивает, впиваясь в протянутую ладонь Гриз Арделл.

Та смыкает пальцы.

— Гроски, ящик!

Лайл подскакивает к ней с металлическим ларцом, в ларец вмурованы артефакты, и Гриз одним движением стряхивает веретенщика внутрь, закрывает крышку, бросает: «Морозь!» — всё это я различаю на бегу, не зная — что делать, понимая — она сейчас упадёт…

Она покачивается, но не падает, потом разворачивается и ищет кого-то взглядом, но почти сразу смотрит на меня.

— Янист, — выбрасывает она сквозь зубы. — Хорошо, что вы здесь, Янист!

А потом Гриз Арделл хватает меня за отвороты сюртука и целует при всех, и это обрушивается девятым валом: её обжигающие губы, запах осенних листьев от её волос, которые скользят по моей щеке. И блаженная, горячая волна, которая захлёстывает и отнимает дыхание, смывает напрочь все мысли, кроме жалкого отголоска, маленькой, утлой лодчонки: не может быть, чтобы она… тоже… это всё сказка.

Когда она отпускает меня, щеки у неё окрашены румянцем — а брови нахмурены и глаза широко распахнуты, полны зеленью, словно штормовое море. Она невыносимо, невозможно прекрасна — прекраснее Касильды Виверрент, прекраснее любых виденных мною красавиц, и я стою, заворожённый этой красотой, и могу только смотреть, остолбенев.

— Уходи, Хаата, — тихо бросает Гриз, повернувшись к даарду. — Твоя клятва выполнена — веретенщик меня укусил. Тут уже всё закончено. Теперь иди.

Воздух звенит, будто колокола, и он наполнен розовым благоуханием. В нём без остатка растворяются слова на языке терраантов — напутствие или предчувствие встречи. Отвечает ли Хаата что-нибудь, прежде чем отвернуться?

Закрываю глаза, а когда открываю их, фигура даарду растворяется в зарослях роз, словно сон.

Губы мои горят, а благоухание кажется горьким и оглушает, и я тону в единственной мысли: «Она тоже… тоже!..» И в звенящей, синей глубине шторма — где-то там далеко скрывается тщедушная фигурка даарду… хотя разве её выпустят за пределы поместья?

Но это неважно, и всё остальное неважно тоже — потому что волна, горячая, алая, как розы, смывает весь мир, и остаётся лишь моя невыносимая, взгляд которой мне так важно встретить сейчас — чтобы знать, что я не сплю, что это не яд веретенщика в крови, не безумное видение, что невозможное может быть правдой…

Развившиеся волосы упали ей на лицо. Она нетерпеливо стряхивает их, отворачиваясь к Гроски. Тот баюкает коробку, которую он только что наморозил магией с печати.

Вид у него скорее обречённый, он бормочет: «Предлагал же — по башке и в мешок». Но Гриз Арделл качает головой и ищет взглядом кого-то.

Не меня — я стою в двух шагах. А позади стоят другие — свидетели того, что было, и словно из толщи хрустальных вод я вижу их лица. Улыбку Аманды, лукавую и радостную. Лёгкое изумление на лице Нэйша. И у Мелони — выражение, которое легко прочитать, как «Да наконец-то уже».

Но моя невыносимая ищет глазами кого-то другого — словно он тоже присутствовал на этой странной беседе.

Словно вот-вот задаст вопрос, на который непременно нужно ответить.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

— Она искала Белый Лис. Меч ваших предков.

Кабинет Хромого Министра поражает хаосом. К серебристой обивке стен пришпилены бумаги и карты. В круговерти бумаг на столе можно потерять дюжину шнырков. Огромная карта прижата к полу корзинкой с котятами. Рыжий котёнок, попискивая, гуляет по Велейсе Пиратской.

— Или, вернее, ей сказали, что Белый Лис должен быть освобождён.

— После моей смерти, полагаю. Надо же, как занятно.

Шеннет перегнулся через ручку кресла и вовсю забавляется с котёнком.