Пастыри чудовищ. Книга 3

Если ты уйдёшь — твои стада окажутся одни перед всем, что придёт, Пастырь.

«Нет!» — кричит она — и изгибается в пеленах вязких волн, и, преодолевая собственную слабость, рвётся вверх, прочь от бездны, от видений, от гулкого «Освободи! Освободи!» Навстречу к кому-то, кто ищет её среди кровавых волн, кто зовёт в шторме, повторяя её имя…

Воздуха нет в груди — всё заполнено солёным и горьким, вязким и холодным. И в глазах — темнота и колышущаяся муть. Но кто-то уже близко, кто-то твердит ей: «Гриз, Гриз, пожалуйста, останься со мной» — и она делает последний рывок к поверхности, протягивает ладонь…

И вцепляется в чьи-то тёплые пальцы, будто в надёжное, просмоленное дерево корабля.

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

Не знаю, как долго я зову её. Сперва шёпотом, потом вполголоса, а потом я уже кричу и трясу её за плечи, прошу очнуться, клянусь в чём-то, умоляю — и зову опять.

Моя невыносимая не слышит.

На моих руках она лежит — с широко распахнутыми глазами, грудь почти не вздымается, а дыхание чуть слышное, прерывистое, и вокруг нас, как вокруг колыбели больного ребёнка, смыкается смертная тишь, падает полог, за который заходят лишь Провожатые…

За этим пологом — рычание алапардов и визгливые крики гарпий. Мелодичные распевы нойя перевивают друг друга — это Аманда, словно цветочный вихрь, вытанцовывает по поляне. То ли отпугивает, то ли усыпляет зверей. А Мелони нет, она бросилась куда-то, наверное, вдогонку за этой Креллой. И я не могу помочь.

Не могу вернуть.

— Гриз, Гриз, прошу тебя, пожалуйста, услышь меня, вернись ко мне, не уходи!

Никогда раньше я не повторял её имя столько раз. Даже в своих мыслях. Никогда не твердил так громко, что люблю её. Мне было неловко, и ей тоже, и казалось — будет хоть сколько-то времени, чтобы сказать…

Но теперь я кричу ей об этом. Повторяя снова и снова, глядя в белое лицо с едва различимыми точками веснушек, с приоткрытыми губами. Капли стекают по её щекам, по лбу — наверное, слёзы деревьев, которые там, высоко над нами… а может, это и мои слёзы тоже.

Потому что я понимаю, что она выскальзывает из моих пальцев, что мне не удержать её — и грудь у неё вздымается реже и реже, пока не замирает совсем.

Распахнутый взгляд полон зелени. Медленно сочатся капли крови из разрезанной ладони. Провожатые в их белых одеждах приходят и незримо становятся вокруг нас. С усмешками, выблескивающими из-под капюшонов, эти усмешки говорят: «Всё кончено, ушла» — но я вдруг понимаю, что дозовусь.

Потому что она просила об этом.

Я перестаю кричать и звать и сцепляю её окровавленную ладонь со своею. Единый — помоги ей, прошу… и мне тоже, потому что сейчас я поступлю опрометчиво.

Я взываю, как меня учили звать с детства — но не к моему Дару. Я зову и тянусь к сущности варга, к крови, которая растекается теперь по моей ладони, и на миг, когда я вижу перед собой шторм в необъятном алом море — я бросаю зов в это море. Зову самую невыносимую и самую лучшую из всех, варгиню и пастыря, подругу и главу нашего «Ковчежца», свою любимую Гриз Арделл — и на мгновение мне кажется, что сейчас и меня закружат и погребут беснующиеся волны (пусть, я и там буду искать!) — но тут холодные пальцы сжимают мою ладонь.

И я держу, держу как можно крепче, а Гриз Арделл на моих руках сперва закрывает глаза, потом опять открывает, выгибается во вдохе, словно забыла — как нужно дышать. И принимается кашлять, отплёвываясь и задыхаясь, будто нахлебалась солёной воды, хватается за грудь, впивается пальцами и не может сказать ни слова. Только раскачивается и падает назад, снова и снова пытаясь приподняться. Я помогаю ей, глажу по спине и лепечу что-то дурацкое о том, что она здесь, она со мной, всё будет хорошо.

Вихрь с запахом жасмина и чего-то острого. Это Аманда подлетает и потопляет нас обоих в ворковании: «Так-так-так, детки, какие вы умницы, какие молодцы, а ладонь нужно забинтовать, вот, дорогая, заживляющее, укрепляющее сейчас будет…»

На лицо Гриз медленно возвращаются краски. Она всё ещё дрожит и откашливается, но взгляд у неё осмысленный, и она всё время пытается что-то сказать. Я набрасываю на неё куртку, она укутывается в неё, и когда из-за зарослей появляется Мел — Гриз хватает ртом воздух и наконец произносит хрипло:

— Он… прав. Он был прав.

— Он, сладенькая? — щупает ей лоб Аманда. Гриз неопределённо дёргает головой и наконец садится сама. Дышит она ещё тяжело. И трёт лоб незабинтованной ладонью с ошеломлённым видом.

— Он был прав — будет война… Кровавые Пастыри во главе с этой Роаландой Грейф. Они нашли какой-то ритуал… «заполнение». Что-то, что даёт им силы. И они собираются… потому что они слышат.

— Что слышат, дорогая? — Травница разговаривает ласково, как с больной. И норовит поднести к лицу Гриз вот уже второе зелье. Но невыносимая только качает головой, отстраняет ладонь нойя и ловит взгляд Мел.

— Что с Креллой?

Мел выглядит мрачной, встрёпанной и несколько смущённой. Словно воронёнок, который понял, что луна в небесах — это не сыр.