Пастырское богословие, т.3

Профессор Светлов пишет: «Учение Христа Спасителя всегда в истории являлось силой живого органического единения людей, объединяя и соединяя их друг с другом, создавая определенные объединения и общества»[113].

Братский союз пастырей не официально — чужой и холодный, а искренний. Пастыри подают друг другу руки, чтобы не оступиться на обрывистом пути и избежать плена диавола. Дружба охраняет их от подчинения низким стремлениям, помогает проверить правоту личных убеждений и поступков и является залогом их единства. Неравности характеров пастырей обоюдно сглаживаются, как сотрясаемые и бьющиеся друг о друга камешки в мешке. При нравственном союзе у пастырей вырабатываются новые, улучшенные отношения к людям и достигается личное совершенствование и преодоление препятствий ко спасению.

Пастырские дурные отношения друг к другу возбуждают справедливую критику наблюдателей, и их всемерно следует избегать.

По мысли проф. архиеп. Вениамина, «пастырей связывает друг с другом не только общность дела, но и кровное родство на почве связи всех их с Пастыреначальником»[114].

В пастырских жилах течет единая кровь Христова. Все они пользуются одним правом называть Бога своим Отцом, подобных себе — братиями и в деятельности обязаны восходить ко Христу. Взаимные их досаждения — то же, что хула на Пастыреначальника. Частое приобщение Тела и Крови Христовых приводит их, при несогласии друг с другом, к самообману и лицемерию. Вследствие разрыва пастырского союза небратолюбивый пастырь стал уже слугою диавола, подданным его царства.

Святые отцы говорят, что образец такого разделения — Иуда. Это он разумеется под рабом, закопавшим свой талант в суровую почву своего озлобленного, завистливого сердца. Вместо восторжествования над злом он удавился. Увлекшись первенством, всякий пастырь после мучения завистью на земле будет палим завистью при виде сопастырей, седящих в качестве судей на престолах славы[115].

Долг пастырей — не изменять Пастыреначальнику злобой и страстями а всемерно (Евр. 10, 24) насаждать добро в мире.

Заботу о спасении других по любви он должен даже предпочитать личному спасению.

Известно, что причины пастырского недружелюбия кроются в пастырском сердце, бедном Христовой любовью.

3. Воспитание пастырской любви

Любовь к Богу и ближним — отличительная черта доброго пастыря. Без любви немыслим пастырь как пастырь, а может быть только наемник. Добрый пастырь, по притче Господней, о том только и печется, как бы напитать своих овец (Ин. 10).

«Вы знаете, — пишет святой апостол Павел к Солунянам, — каждого из вас, как отец детей своих, мы просили, убеждали, умоляли» (Сол. 1,12). Подобно тому, как кормилица нежно обходится с детьми своими, так и мы из усердия к вам восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы сделались для нас возлюбленными» (1 Сол. 2,78).

Истинный пастырь всецело живет любовью к пастве. «Хотя бы разделяло нас пространство, — пишет св. Златоуст, — мы соединены любовью. Самая смерть не разлучит меня с вами… Тысячу раз я готов принести в жертву себя за вас»[116].

«Пресвитеры должны быть благородны, — пишет св. Поликарп в Послании к Филиппийцам, — милостивы ко всем, обращать заблудших… хранить братство во взаимной любви»[117].

В «Отечнике» мы находим такой рассказ. Однажды авва Иосиф, слушая разговоры иноков об истинной любви, сказал: мы еще не знаем, что такое любовь, но образец ее дал нам авва Агафон, который говорил: если бы возможно было взять у кого — либо из прокаженных его тело и передать ему мое, то сделать это было бы для меня наслаждением»[118].

Истинная любовь пастыря характеризуется более всего силой самоотвержения. Истинно любвеобильных пастырей мало. Большинство их мало знают своих пасомых, и те обособленно живут от своего духовного руководителя, будучи в духовном отношении предоставлены самим себе.

Причины такого явления кроются в трудностях добродетели любви по существу. Любовь представляет плод духовной зрелости и лишь на конце подвига дается в полноте своих проявлений.

Преподобный Иоанн Лествичник поставляет любовь на последней тридцатой степени своей «Лествицы»[119].

Если эта царица добродетелей трудна для всех, то для пастыря она оказывается еще труднее. Миряне не отдают другим столько времени, сил, как пастырь, который, собственно, не вправе распоряжаться собой ни одной минуты. От него все требуют напряженного внимания, любви и не удовлетворяются его холодно — деликатным отношением.

«Истинную любовь, — внушает святитель Василий Великий, — образует дар Духа Господня, дар благодати, и приводит любящего в совершенное единение с любимым»[120].

По благодати хиротонии «дух пастырской любви» (2 Тим. 1,7), или способность жить в других, раскрывается постепенно. Вначале она созидает в пастыре обостренное сознание долга — заботиться более о других, чем о себе, и вызывает сильное угрызение совести, когда он нарушает данное требование. Истинная любовь достигается, прежде всего, самопринуждением к любви.