Пастырское богословие, т.3

2) Против оригинального и душевного воздействия ксендзов и пап в свое время восстали протестанты. Их незаглушенное религиозное чувство потребовало живого отношения к Самому Богу. Вместо внешних подвигов и угнетения свободы они потребовали внутренней религиозной жизни и независимости от гнетущей опеки.

К сожалению, протестантизм уклонился в новую крайность. Он встал на защиту общего всесвященства с отрицанием благодатно — иерархической преемственной власти.

Юридический принцип остался у протестантов, скрывшись в их душевных глубинах. Протестантское безусловное оправдание верой есть в сущности убеждение себя в спасении, это — душевная вера в собственную уверенность, вид религиозного самогипноза. Каждый протестант через это сделался самопосредником. Его вера в личные человеческие условия спасения скрытно приняла еще более опасный вид. В одних случаях она привела к неверию и духовной мертвости, в других — к явному лжемистицизму.

Вот почему среди протестантов обычны воображения о своей святости, облагодатствованности и тесном общении со Святым Духом, а иногда подмена благодатной духовности сентиментальной экзальтированностью.

Протестантские мистические наставники, таким образом, создали какое — то доведение веры в человека до обожания. Они стали производить громадное впечатление на психику своих слушателей. Их вера в себя привела к человекобожеству, или, что то же, к безбожию. В конце концов одни из пасторов самочинно заменили собой Духа Святого (прелесть), другие утратили всякое значение в своих верующих кругах (малоплодность). Словом, выводы из протестантского руководства паствой получились тождественными с католичеством.

Нечто подобное сказанному о католиках и протестантах можно наблюдать в самочинной иерархии сектантов, или так называемых сектантских «братцах, пресвитерах, старцах и пророках». Сектанты обожествляют своих религиозных вождей за сентиментально — душевное возбуждение и религиозную морфизацию, хотя они реально лишь ослабляют их подлинную любовь к Богу. Если надрыв обожания и не приведет большинство таких поклонников к явному антицерковному безбожию, то, во всяком случае, погружает их в прелесть, оставляя с верой в свою мнимую духовность.

3) По охранению принципа благодатного, а не человеческого воздействия в пастырстве только православие всегда стояло и стоит на правильной точке зрения. Даже сугубо авторитетнейшие православные пастыри (Златоуст и другие) уклонялись от чрезмерной привязанности к себе народа. Они указывали, что в Церкви «художник — Дух Святой, а человеческий язык — только кисть для изображения добродетелей»[129], и возражали против аплодисментов в храме, приличных только светским зрелищам. Благодаря этому под их влиянием верующие шли непосредственно к Богу и в Нем обогащались благодатно через подвиги добродетелей. Современные православные пастыри, особенно сельские, духовно просты и смиренны. Они верят в благодать Божию более, чем в собственное влияние. Их можно, пожалуй, скорее обвинить в малодеятельности и неиспользовании возможностей проявить всю силу влияния на народ, чем в захвате власти над пасомыми. Данная тактика нашего сельского пастырства не опущение, а истинное благодатное достоинство.

Православные пастыри более стараются хранить примерную жизнь, благоговейно служить и проповедовать и смотрят на это, как на должное, а не как на сверхблагодатный прием личного воздействия.

О нашем городском духовенстве нельзя не сказать, что оно иногда заметно стремится к некоторой власти над душами, усиленно проповедует при поверхностном горении духа, нередко погашает в пасомых молитву и любовь механичностью требоисправления и маловерием. Здесь явный уклон в сторону душевности.

6. Сущность пастырских страданий и значение их в деле возрождения паствы

«Как железо ковачу, так я предал себя и всю свою волю Господу Богу, — говорил преподобный Серафим, — как Ему угодно, так и действую, своей воли не имею, а что Ему угодно, то и делает со мной»[130].

Крестный путь, обязательный для каждого христианина, тем более обязателен для пастырей. Излишние заботы их об освобождении от тяготы скорбей есть «Богоборчество» (Симеон Новый Богослов).

«Кто хочет идти за Мной, да отвержется себя, возьмет крест свой и за Мной идет» (Мк. 8,24).

Пастырям Церкви, сравнительно с прочими христианами, Господь определил жизнь на земле преимущественно в страданиях. В лице апостолов Он сказал всем пастырям: «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься» (Мк. 10,39).

Таким образом, исключительность пастырского креста обусловливается обострением духовной борьбы у пастыря. Свой подвиг веры, молитвы и стремления к нравственному совершенству он переживает глубже, болезненнее и труднее, чем простые миряне.

Особенная острота скорбей порождается в пастырской душе на почве обязанности жить для паствы и всех любить, как родных, кровных чад.