Пасынки Степи

Потом короткое время песчаных бурь наступало через десять – пятнадцать дней после наступления Наурыза. Песок забивался в уши, глаз, облеплял лица. Серая мгла накрывала Степь, становилось темно даже днем. Поэтому такое время лучше было переждать в закрытом дворце.

Толмач не нужен был в местных выездах правителя, поэтому Касым воспользовался этим временем, чтобы навестить отца.

Всадник отпустил поводья, отдав Аксуйек право самой выбрать темп бега. Юная кобылица, почувствовав свободу, всецело отдалась своей молодой природе. Кровь бежала по сильным мышцам, заставляя любоваться собой, своей мощью. Ее чувство передалось и Касыму. С гордостью он оглядывал необъятные просторы земли. Это в Сарайшыке он слабый, зависимый, с переломанной волей. А в Степи он вольный кочевник, он наедине с природой. Здесь он живет полной грудью, вдыхает ароматы, запахи. Видит все краски. Зеленая земля, вечное синее небо. Жизнь представляется бескрайней, как весенняя Степь с ее распускающимися цветами.

И только серые встречающиеся камни напоминали о смерти. Покосившиеся каменные изваяния, изображавшие человека. Балбалы. Сооруженные в честь умерших каганов, султанов и батыров. Хоть и пришли проповедники ислама в Степь, и правители Сарайшыка воздвигли большую мечеть в центре своей ставки, все равно кочевники почитали духи ушедших и верили в верх и низ мироздания, которые выражались в Тенгри (Небо), Жер-Су (Земля и Вода) и Умай (женское божество, покровительница всего живого).

«Камни помнят, камни помнят все», – так думал Касым, слезая с лошади, чтобы остановиться у балбалы и попросить у духов защиты и светлой дороги.

Толмач умел читать надписи. В основном, на камнях были сказания о подвигах, о победах. Но ему запомнилась надпись, которую он прочитал в одном древнем свитке в библиотеке, описывающим такие же балбалы, но в других землях.

«С любовью смотрите на нас. Мы были такие, как вы. Вы будете такие, как мы».

Уже первые звезды робко начинали светиться, когда путник приблизился к своему родовому аулу. Маленькие вспышки огней костров указывали путь домой. Обычный аул из трех десятков пестрых юрт. Жители еще не откочевали на весенние пастбища. Очень удобное место было выбрано для зимнего урочища. С одной стороны протекала река, а с другой – рядом находились заросли кустарника и лесной массив. Здесь удобно было запастись дровами для огня и деревом для возведения юрт.

Чуткий слух кочевников уловил далекий бег одинокой сильной лошади с легким всадником, и любопытные аульчане вышли из своих юрт, чтобы посмотреть на путника. Касым слез с лошади, чтобы пешим пройти по аулу и выказать уважение, здороваясь не сверху, а на равных, на земле.

Все узнали сына уважаемого Едиль-батыра.

По степной традиции Касым задавал каждому встречающемуся традиционный первый вопрос: «Здоров ли твой скот»? И только потом уже расспрашивал кочевника о нем самом, о его семье. Благополучие скота – главного богатства степняков, ставилось превыше всего.

Некоторые семейные женщины торопились напоить его шубатом или первым весенним кумысом, потому что по степной традиции первый напиток, подаваемый гостю, должен быть обязательно белого цвета. Просто вода не годилась. Угостить гостя в только наступившем году считалось хорошей приметой. Благодаря этому весь год будет сытным и плодоносным.

Весь аул поздним вечером зашумел, зазвенел родными звуками для путника. Девушки, быстро наряженные по случаю прибытия знакомого джигита, робко кружили, не приближаясь и издалека здороваясь. Тонкая волнительная мелодия, получаемая из украшений для девичьих кос, в виде подвесок из нанизанных друг на друга небольших звеньев из металла и серебряных монет, заставляла сердце петь. Обычно подвески крепили к косам девушек для того, чтобы под тяжестью монет девушка держала голову прямо, спину ровно и не сутулилась. А еще чтобы девушка не позволяла себе резких движений, не появлялась там, где ей не следует быть, так как звук подвесок выдавал ее присутствие. Если девушка делала резкие движения, и подвески издавали беспорядочный звук, то это считалось признаком невоспитанности. Поэтому девушки учились ходить плавно и тихо, чтобы звук подвесок был тонок и мелодичен.

Молодые джигиты с восхищением рассматривали высокую белую кобылицу, шумно обсуждали ее тонкие сильные ноги. Трогали дорогое узорчатое седло. Большинство из аульских джигитов обходились вообще без седел. Маленькие босоногие дети пытались руками дотянуться до кобылицы, до красивой одежды, до мягких козловых ичигах на ногах Касыма.

Большая юрта главы аула традиционно ставилась на краю поселения. Но теперь жилище уважаемого Едиль-батыра расположилось на расстоянии полета стрелы подальше от своих сородичей. Ему нужен был покой. Он умирал.