Пасынки Степи

Вспоминала она, как шевельнулись под сердцем они, словно цветки распустили свои лепестки, вспомнила, как в муках рожала она, как услышала их первые крики, возвестившие о появлении на свет божий, вспоминала, как приложила впервые к груди теплые дорогие комочки, как впервые они произносили слово «мама». Смотрела она в родные лица.

«Пусть они останутся живыми. Прошу тебя. Все они. Все мои сыновья», – бесчисленное количество раз шептала мама, глядя на детей. Даже утренние морщинки на заляпанном грязью лице вокруг ее глаз складывали ладони.

Покачала головой Сара, прислушиваясь в своим думам, и нерешительно передала младшего сына мужу. Слезы застилали глаза матери, сквозь туман слез она смотрела, как муж привязывает Касыма к себе. Еще раз она подошла, поцеловала ручки, смеющееся личико. Словно прощаясь, полностью целовала своего младшего ребенка, от маленьких пальчиков на ножках до самой макушки.

Чтобы не быть единой целью для стрел, подальше друг от друга заходили муж и жена, с привязанными детьми, в осеннюю беспокойную реку. И чтобы не выделяться на серой утренней реке, Сара сняла свой белый платок, повязала его вокруг руки, а свои длинные косы скрутила на голове. Вода и холод заставили проснуться и заплакать малышей. Громкий плач раздался над рекой. Вместе с детьми неслышно плакала и мать, прячась под сухим деревом на воде и плывя, держась за крепкие ветки. Гребя, как можно скорее, не оглядываясь назад, беглецы упорно плыли. До спасительных камышей на другом берегу оставалось совсем уже не много. Скоро можно будет нащупать ногами дно.

Первая стрела попала Едилю в плечо. От резкой боли на мгновение он погрузился полностью в воду вместе с привязанным сыном. Захлебнувшись водой, Касым от страха закричал на весь голос:

– Мама! – отчаянный визг младенца разнесся по осенней реке.

– Сынок! – не видя его, Сара откликнулась на режущий материнское сердце крик младшего сына. Несколько стрел вонзились рядом, в мокрое дерево.

– Мама! – плача, не переставая, призывал к себе младший. Захлебываясь в воде, испуганный, он жалобно кричал.

– Потерпи, сынок! Я рядом! – кричала на расстоянии мать, сплевывая желтую речную воду. Стрелы с гулом втыкались в мокрое дерево.

Потом ее голос резко оборвался.

На берегу, укрывшись среди зарослей камыша, отец и сынок плакали, глядя в реку.

Отец плакал, смотря, как белый платок одиноко плывет по реке. Этот шелковый платок он когда-то обменял на троих лошадей в Сарайшыке. Это был последний подарок для Сары.

Маленький мальчик плакал, тянув руки к воде, откуда должна появиться его мама, где недавно он слышал ее голос. Касым кричал, звал маму, брата. От крика сорвал голос, стал хрипеть. Лицо от натянутых тоненьких вен посинело. На руках у отца от непонимания бил он того по лицу своими маленькими ручонками. Потом затих. Протягивал руки к тихой реке. Молча, глазами, просил вернуть обратно, к реке. Устав, безмолвно поник на руках плачущего отца.

Разбойники не стали переплывать реку. Пустив стрелы в камыши, они развернули коней, сами опасаясь ответных стрел. А белый платок унесло течением.

Едиль не нашел свою жену и старшего сына.

Батыр с сыном на руках бежал в сторону леса, где бы он мог разжечь костер и согреться. Горькие слезы, сопли, слюни вырывались из мальчика. Жарким от внутреннего огня стало маленькое тельце. Касым в холодной осенней воде подхватил болезнь.

Батыр готов был все отдать за то, лишь бы младший сын выжил. Таким его и встретил шаман. Ни слова не говоря, он взял Касыма на руки и зашел с ним в свое маленькое жилище. Едилю он запретил входить. Через короткое время шаман вышел и стал ходить кругами вокруг своего жилища, где лежал мальчик. Ускоряя скорость и создавая круг-воронку. Казалось, что шаман пляшет в серой дымке. На самом деле так шаман путешествует в других мирах. Бегая вокруг жилища, он собирал духов болезни больного. А после расправлялся с ними в мире духов.

У жителей Степи этот обряд называется айналайын. «Айналу» – бегать кругом вокруг чего и кого-либо. Если поблизости не было шамана, то этот обряд брались делать близкие люди тяжелобольного. В основном, старики, так как считали так, всё равно скоро умирать, так лучше дорогого человека излечить. Потому что обычный человек духов болезни забирал на себя и, соответственно, сам заболевал. Иногда за большую плату соглашались и чужаки, а особо хитрые аулы просили иноземцев свершить этот обряд.

Поэтому «айналайын» в Степи имело ласковое значение – буквально, «я готов взять на себя твои болезни, беды, несчастья, так сильно я тебя люблю».

Едиль-батыр все шептал:

…Я каждый день проживаю тот проклятый осенний день. Если бы не моя гордыня, не пусти я стрелу, то не потерял бы я свою красавицу Сару и своего старшего сына. Зимой я это специально бросился в замерзшую реку. Не волков преследовал я. Это было то место, откуда я когда-то вышел с Касымом на руках. Я снова хотел вернуться, туда, где меня ждет Сара и мой старший сын.

ГЛАВА 6 – ДРУГОЙ ВЫБОР