Этой ночью восточный ветер нес далекие тучи, которые готовились пролиться долгим дождем на Степь. До этого много дней и ночей стояла засушливая погода, превратив почву в высохшее, почти каменистое покрытие. Поэтому любые звуки на твердой земле гулко отдавались и далеко разносились по Степи.
Чуткий слух кочевника услышал далекий многочисленный топот коней. Медленно опустившись на колени, успокоив дыхание, закрыв глаза и прижавшись полностью всем телом к земле, батыр стал слушать ее и читать звуки, которые передавала она.
Копыта не были обернуты мягкими шкурками, чтобы бесшумно прокрасться, как это делают угонщики чужих табунов. Больше десятка лошадей, с тяжелыми всадниками, не спеша, не скрываясь, ничего не боясь, шли на одинокую юрту. Расстояния до них было примерно четыре средних полета стрелы.
Едиль вбежал в юрту и коротко произнес: «Разбойники». Сара без лишнего звука стала быстро собирать детей. Прежде, чем пуститься в бег, батыр, сидя на коне, направил свой огромный лук в сторону разбойников. Мало, у кого в Степи хватало сил, чтобы натянуть его тугую тетиву, только редкие джигиты могли управлять им. Настолько оружие было тяжелым, крепким, трудносгибаемым.
– Не надо, – тихо произнесла Сара, – может они только возьмут скот и уйдут? – с надеждой она попросила, не поднимая глаз с маленьких сыновей.
Но чувство обиды за бегство, да и как предупреждение разбойникам, что хоть и бежит сейчас, но он воин, и еще что-то, похожее на гордыню, заставило батыра поступить по-своему. Подняв высоко вверх лук, он далеко направил стрелу.
Днем ранее лазутчик разбойников выяснил, что юрта одиноко стоит в урочище, рядом хороший табун лошадей и множество овец. Отверженные решили забрать весь скот себе. Предполагая, что один мужчина не станет биться с ними и убежит со своей семьей, они не хотели захватить в полон для продажи в рабы этих кочевников. Им достаточно было и живности, скота, чтобы пережить надвигающуюся суровую, голодную зиму. Поэтому открыто, почти предупреждая о своем появлении, ночные грабители, не торопясь, приближались к одинокой юрте.
Тонко просвистев в ночи, не слышно для неожидающих сопротивления, стрела глубоко вошла в грудь центрально едущего всадника. Тот, захрипев, громко рухнул с коня на землю, подняв облако пыли в ночи. Резкий клич, вперемежку с дикими проклятиями раздался среди разбойников. Расположившись полукругом, как месяц в ночном небе, охватывая как можно больше пространства, разбойники повели свою охоту на людей.
Первые капли ночного дождя упали на сухую землю.
Муж и жена, да два маленьких, еще грудных сына, каждый из которых был укутан и привязан крепким арканом по отдельности к животам матери и отца, мчались на двух быстрых конях, и еще на поводу сзади не отставали две сменные лошади. Бросив юрту, взяв только оружие, семья уходила от погони. Вся их молодая жизнь уместилась на четырех лошадях. Задыхаясь от злого осеннего ветра, они пытались раствориться бесследно в ночной Степи.
Хоть и ночь была, для кочевников это не имело никакого значения для чтения следов. Все жители Степи умеют видеть в темноте, умеют читать знаки, оставленные на земле. Поэтому беглецам нельзя останавливаться – все увидят.
Жена батыра, красавица Сара, смелая, как и все жительницы Степи, на быстром ходу крикнула своему мужчине: «Надо разделиться»! При этом она с тоской посмотрела на маленький сверток, привязанный к груди мужа. Там безмятежно, несмотря на скачку, спал ее старший сынок. Младший ее сынок, привязанный к ее груди, бойко смотрел черными глазами снизу-вверх на свою мать. Малыши-близнецы, как и все дети Степи, привыкли к постоянному перемещению на лошадях, к верховой качке. Едиль-батыр связал поводья двух запасных лошадей вместе. Сам с семьей ушел в направление реки, а запасных коней направил в другую сторону.
Оторвавшись от погони, на мгновение они остановились в темноте, чтобы прислушаться ко звукам. Вдали зажглись огоньки. Это погоня тоже остановилась. Преследователи, услышав два направления звука от топота копыт, поняли, что беглецы разделились. И теперь внимательно, при помощи зажжённых факелов, осматривали следы места, где лошади побежали по разным направлениям. Самый опытный воин осторожно, не топча следы, притрагивался к пожухлой, осенней траве, которую примяли копыта лошадей. Пальцами больших рук сравнивал глубину следов на осенней, влажной мягкой земле, чтобы понять, где нагруженная лошадь прошла, а где свободная. Подняв голову, носом, как дикий зверь, нюхал воздух по двум направлениям. Потом уверенно показал рукой в направлении реки. Погоня продолжилась.
А дождь усиливался, мокрыми следами стекал по лицам мужа и жены. А может это были слезы бессилия и страха? Предательницы молнии освещали Степь, раскрывая беглецов.