Пасынок империи

— Так, по пунктам. Дело коррупционное о краже денег из бюджета. Сумма двенадцать миллионов гео.

— Не слабо, — заметил Нагорный.

— А обвиняемый один.

— Странно, но вообще-то бывают умельцы.

— Причем этот обвиняемый проработал главой фирмы, на которую перевели деньги, ровно две недели.

— Подозрительно, но тоже бывает. Дорвался до нужного места человек.

— Дальше, там материалы его первого допроса: протокол, коды сигналов с модов плюс расшифровка. Я пока не научился в этом толком разбираться, так что посмотрел только выводы. Там утверждается, что человек лжет. Причем вины он не признает.

— Глупо, но бывает. Надо под БП допрашивать.

— Вот именно. И дальше там лежит медицинская справка, что в связи с плохой кардиограммой допрос под БП не рекомендуется.

— Тоже бывает. А дальше?

— А дальше ему надевают браслет и отпускают домой.

— Совершенно нормально для А3. Даже для А4 вполне приемлемо. А дальше?

— А дальше я еще не прочитал.

— Так, Артур, дочитывай и связывайся сразу со мной, а с Русланом Каримовичем подожди пока. Понимаешь, по отдельности все эти ситуации возможны, но то, что они в одном деле несколько противоречит теории вероятности. Может, там и впереди ждут чудеса. Мне пока скинь материалы допросов с кодами и выводами. Я посмотрю.

«Чудеса» ждали. Причем процесс вылавливания «чудес» оказался настолько увлекательным, что я читал всю ночь, а потом еще полдня.

С Нагорным связался в среду утром, но он был занят, так что разговор состоялся только около двенадцати.

— Ну, как насчет «чудес»? — спросил он.

— Полная кунсткамера. Итак, что было дальше. Обвиняемый, зовут его, кстати, Федор Геннадиевич Привозин, честно просидев дома три дня, вдруг сорвался с места и был пойман в провинции в пятистах километрах от Кириополя. Часто так бывает?

— Не часто. Но бывает. Семейные обстоятельства, скорее всего: мама заболела, жена сбежала, дочка пропала. Вообще-то, хороший следователь должен разрешение на поездку дать в таком случае. Этот Привозин не просил Руслана Каримовича его отпустить по семейным обстоятельствам туда-то и настолько-то?

— В деле нет.

— Ладно. А что есть?

— Решение суда об аресте.

— А материалы суда есть?

— Нет, только решение.

— Это вообще незаконно. Хотя то, что его закрыли вполне понятно.

— Защита подавала апелляцию, но ее отклонили.

— Бывает. Он до сих пор под арестом?

— Да. Уже почти три месяца.

— Круто! По А3?

— Квалифицировали как А4.

— Имели право, бюджет же пострадал.

— И теперь самое интересное, — сказал я. — Буквально на следующий день после ареста Федор Геннадиевич признал вину.

— Тоже бывает, тюрьма бьет по мозгам не хуже биопрограммера.

— Дальше. Ему предложили подписать согласие на психокоррекцию и поехать в Центр. Так вот, в деле лежит его отказ.

— Эксклюзивное дело, прямо скажем. Допрос, на котором он признается, что он виноват, с кодами модов в деле есть?

— Да.

— Скинь, пожалуйста. Я первый допрос посмотрел, скажем так, есть вопросы.

Я послал файл.

— И приезжай ко мне, — сказал он. — Будет интересно.

— На работу?

— Естественно.

Допрос

В Генпрокуратуре я был около трех.

В кабинете Нагорного дверь слева у окна, которую я запомнил еще в прошлый раз, была открыта.

— Нам туда, — сказал Александр Анатольевич.

За дверью была комната очень похожая на кабинет Салаватова: с такими же столами, стульями и биопрограммером. За столом сидел врач в светло-зеленом халате.

— Дмитрий Николаевич, — представил Нагорный и кивнул в мою сторону, — это Артур Вальдо.

— Я узнал, — улыбнулся врач.

— Ты садись, — сказал Александр Анатольевич, — сейчас твоего Привозина привезут. Допросим.

— Честно говоря, я думаю, что допрашивать здесь надо Салаватова, — заметил я.

— Руслан Каримович от нас никуда не денется. Он уже два дня под наружкой. С того самого момента, как ты мне высказал свои первые подозрения. Так что, Дима, — он обернулся к врачу, — это по милости Артура у нас сегодня сверхурочные, и нас будут распекать наши жены.

Врач пожал плечами.

— Я уже позвонил домой.

— Артур, кстати, Марине позвонил? У нас надолго мероприятие. До полуночи точно.

Я вздохнул и предупредил Марину.

— Что думаешь о твоем Привозине Федоре Геннадиевиче? — спросил Нагорный.

— Думаю, что он невиновен.

Нагорный покачал головой.

— В деле несомненные ляпы и нарушения. Но отсюда еще не следует, что Федор Геннадиевич невиновен. Возможно, простое головотяпство, разгильдяйство или желание облегчить себе жизнь.

— Салаватов тридцать лет работает, — заметил Дмитрий Николаевич, — вряд ли здесь разгильдяйство.

— Угу, — усмехнулся Нагорный, — страдинской закалки человек.

— А вы его допрашивать не хотите, — вздохнул я.

— Почему не хотим? Всему свое время. Но начнем мы с Привозина, потому что, если он действительно невиновен, каждый его час в тюрьме — это преступление. Наше преступление.

— Саша, а тебе не кажется, что наш Внутренний Контрольный Комитет мышей не ловит? — спросил врач. — Человек два с половиной месяца в тюрьме по экономическому делу, признал вину, а согласие на психокоррекцию почему-то не подписал. Только два этих факта должны были заинтересовать.