– Да что там угадывать? – развел руками Годимир. – Все, как водится, и пообещал…
– Так ты из-за половины королевства меня искал? От дракона спасть хотел? – нахмурилась королевна.
– Нет, конечно! – горячо возразил Годимир, удивляясь про себя, как она быстро освоилась. Уже и разговаривает на равных, как будто всю жизнь их знала. И, чего греха таить, верховодить пытается. Настоящая королевская кровь, ничего не попишешь…
– Нет, если это все правда, – восхищенно проговорил музыкант, – я про вас балладу напишу. Или целый роман в стихах! Не будь я Олешек Острый Язык из Мариенберга!
– А ты правда шпильман? – повернулась к нему королевна. – Настоящий? Дай цистру подержать!
– Еще чего! Испортишь, не приведи Господь!
Она капризно надула губки:
– Фу! Жадина ты, а не Острый Язык. Олешек Жадина из Мариенберга!
Шпильман ошалело заморгал, а Ярош с Годимиром рассмеялись.
– Ай, да высочество! – воскликнул разбойник. – Так ему и надо!
В это время Дорофей дернул его за полу зипуна:
– Это… понимаешь… если она от дракона удрала, стало быть, тут пещера его недалеко… Они завсегда сокровища накапливают, понимаешь… Сколько народу ездило искать, а нам, понимаешь, такое…
– Так! Рот закрой! – оскалился Ярош. – Твое дело – сторона. Ишь ты, золота да каменьев драгоценных ему захотелось! Брагу вари да мед собирай. У тебя это лучше получается!
– Да я чо? Я ничо… – засопел бортник. – Вам же, понимаешь, подсказать хотел…
– Я отведу вас к пещере! – проговорила внезапно Аделия.
– Правда? – поразился Годимир. – Ты же говорила…
– Я помню. Может, чуточку забыла, но обязательно вспомню. Найдем пещеру…
– А ты была… – начал Олешек, но Ярош толкнул его – сказано ж тебе: лучше пока не напоминать.
– А что, пан рыцарь, – разудало проговорил разбойник, – драконы, говорят, и вправду сокровища собирают…
– Так не бывает же драконов, – прищурился Годимир. – Сам утверждал.
– Как это не бывает? – возмутилась королевна.
– Эх! С вами поведешься – не в то еще поверишь! – махнул рукой Ярош. – Моря я тоже не видел. Но оно же есть!
– Еще как есть! – восторженно закатил глаза Олешек. – Видел бы ты лунную дорожку на водной глади летней ночью… – И вдруг спохватился. – А ведь правда, пан рыцарь! Одно дело королевну батюшке вернуть, а другое дело – королевну и голову дракона в придачу… Доброжир тебе корону сразу отдаст! Не задумается даже.
– Не нужна мне корона! – ответил Годимир. – Ты же знаешь, я за властью и богатством не гоняюсь! Но обет выполнить… Такой случай!
– Так что, едем? – улыбнулась Аделия. – Я покажу.
– Да поехали, пан рыцарь! – Шпильман бренькнул по струнам. – Два-три дня не решат ничего… А если и в самом деле дракона завалишь?
– А главное, какая баллада выйти может! – подмигнул Ярош.
– Ну, так и ты от сокровища не откажешься! – в свою очередь подначил его рыцарь.
– А я что? – покачал головой лесной молодец. – Я не претендую. Честно разделим. На всех.
– А я? – влез Дорофей.
– А ты… Если будешь молчать, получишь малую толику, – сурово проговорил Ярош. – Но, не приведи Господь, хоть одна живая душа прознает, куда мы поехали… Ты меня знаешь?
– Знаю, знаю… – пискнул бортник, втягивая голову в плечи.
– Так вот. Под землей найду и на краю земли найду! И кишки вокруг дерева обмотаю, уж извини, твое высочество, а из песни слова не выкинешь…
Аделия махнула рукой величественным жестом. Мол, все понимаю и не обижаюсь.
– Эх, – почесал макушку рыцарь. – Не думал я, что обеты так разрывать могут… Но ведь, если я дракона убью, а после королевну к отцу доставлю, я ж ничего против чести не учиню?
Четыре головы дружно замотылялись из стороны в сторону, будто говоря – нет, нет, не учинишь…
Годимир махнул рукой и пошел проверять конскую сбрую. Наверняка малознакомая с седловкой королевна что-то напортачила. Нужно распутать, расправить перекрутившиеся ремешки и складки потника, а уж тогда и в путь собираться.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ЯКИМ И ЯКУНЯ
Второй день маленький отряд, следуя путаным указаниям королевны, уходил все дальше и дальше на юго-запад, прочь от обжитых земель. С каждой верстой ближе становились сверкающие белизной снеговые шапки Запретных гор, все круче становился подъем. В лесной рати как-то исподволь сероствольные буки-исполины вытеснялись приземистыми темно-зелеными елями. Все меньше становилось под копытами коней овсяницы и белоуса, все больше черники и кислицы. Изредка попадались целые заросли можжевельника, еще не стелящегося по земле, как высоко в горах, а торчащего бойкими кустиками.