— Огромное спасибо за гостеприимство, — выдает Макс, и я понимаю, что оставшись наедине я его просто придушу. Он должен был понять, что я категорически против! — Анжела не рассказывала мне о вас до сегодняшнего дня. Не представляю почему.
— О, она вообще скрытная, — хихикает совершенно очарованная Максом Нинка, — вот мы и пришли.
Все это время разговора мы поднимались по лестнице. Подруга толкает одну из дверей:
— Вот ваша комната. Там есть домофон — если что-то понадобится нажмите вызов, придет горничная.
— Если станет лучше, спускайтесь, — добавляет хозяин дома, разглядывая меня излишне пристально. — У нас будет цирковое представление. Клоуны и фейерверки.
«Вот уж чего вокруг меня и так достаточно, так это клоунов и фейерверков», — мрачно думаю про себя.
Глава 6
— Что это сейчас было? — спрашиваю с тихой яростью, когда дверь за нами закрывается и мы оказываемся наедине в тишине элегантной спальни в бежевых тонах.
— Что именно?
— Разве я неясно дала понять, что не желаю тут оставаться?
— И все же осталась, — спокойно парирует Макс. — Не смогла спорить с друзьями? Побоялась послать меня при них, не хотела выглядеть стервой перед старыми друзьями? — усмехается Макс.
— Не забывайся, — одергиваю холодно. — Не твое дело.
Меня возбуждает даже то, что он на ты перешел. Без спроса. Наверное, сделал это в целях той же конспирации… Даже если нет — у него есть идеальное оправдание, не придерешься.
— Хорошо, не буду. Так что дальше? Задание не выполнено.
— Так болеешь за задание?
— Ага. Умираю прямо от переживаний.
— Так чего сам флешку не вытащил? Пока трепался с Мишкой.
Макс морщится, словно ему неприятно что так фамильярно называю хозяина дома. Ревнует? Или я окончательно с ума схожу и вижу то, чего нет.
— Навыков щипача не имею. А если серьезно — я проверил. Он ее еще не получил.
— Отлично! — бессильно прижимаюсь к стене.
— Я попробую позже, — уже серьезным тоном говорит Макс. Тебе ничего не нужно делать.
— Серьезно? Могу лечь спать?
Внезапно захотелось взять и сбросить чертово платье, оказаться перед мужчиной в одном белье, белом, кружевном, изысканном. Шокировать, возбудить, заставить умирать от желания. Увидеть боль от неудовлетворенности, невозможности получить. Но я подавила порыв, как и желание упасть на постель. Эмоции настолько переполняли, что даже о головной боли забыла.
— Я все сделаю сама, а ты — больше не смей позволять себе подобных экспериментов. Тут я все решаю.
Голос, хлесткий как плеть. Понимаю, что настраиваю против себя. Что у любого мужика все умрет и опустится, если так нарочито явно наступать шпилькой ему на яйца. Ловлю всполохи ярости в зеленых глазах. Зрачки сужаются, зелень переходит в ядовито-рыжее золото. Внезапно Макс приближается ко мне. Мигом пересыхает во рту.
Он не посмеет. Не может. Не коснется.
Но он слишком зол, кажется, вместо удара шпилькой я сорвала железный замок самоконтроля. Макс вжимает меня в стену.
— Тебе правда так сильно нравится играть в суку?
Черты его лица заострились, потеряв контроль, он сбросил маску холодного безразличия, показав злость и ярость. Он так близко, что наши губы почти соприкасаются. В ответ и я теряю самообладание, маска стервы соскальзывает с моего лица. Остаюсь беззащитной под пронизывающим, точно лазер, мужским взглядом.
— Хотя, пожалуй, в этом есть своя прелесть… иногда заводит, — хрипит мне на ухо Макс. Его руки, стискивающие мою талию, ослабляют нажим. Он почти отпустил меня, только торсом все еще вжимается мне в живот, давая почувствовать свой стояк… каменный. Могу легко оттолкнуть его, но словно в оцепенение впадаю. Макс дышит тяжело, как после долгой пробежки. Его руки двигаются вверх, бесконечно медленно, а я понимаю, что если до груди дотронутся — заору. Но не дотрагивается, нет, он буквально сдавливает мои груди в ладонях, до боли. С безумной жадностью, даже жестокостью. У меня вырывается крик. Сама не понимаю, то ли от страха, то ли от боли. Или возбуждения. Все настолько смешалось… Одно знаю наверняка — сама уже не смогу остановить Патова. Только если заорать, на помощь позвать.
Он отдергивает правую руку, точно обжегшись. Но тут же запускает ее мне под платье, грубо, бесцеремонно лезет мне в трусы.
Дергаюсь, начинаю вырываться, но я точно плитой бетонной прижата. Не знаю откуда в нем силы, будто в мускулистом качке, весом с тонну. Не могу оттолкнуть, паника захлестывает с головой. Моя гордость не переживет, если меня сейчас трахнут вот так бесцеремонно и быстро, в чужом доме, обозвав сукой, прижав к стене…
А телу на все это наплевать. Мужская рука в моих трусах почти не двигается. Лишь касается. Не ласкает… глаза Макса прикрыты, не могу понять, о чем он сейчас думает, чего хочет, что чувствует. Если развернется и уйдет — буду унижена не меньше… Если продолжит — это будет изнасилование…
— Сейчас же убери свои руки, — цежу как можно жестче, хотя больше всего на свете не хочу, чтобы он последовал моим словам.