Паткуль. Неистовый лифляндец

Хаген слушал и не верил своим ушам: неужели Паткуль и сам верил в то, что говорил? Неужели его подопечный и на краю могилы не хотел осознавать свою долю ответственности за то, что произошло за последние десять-двенадцать лет? Уж не специально ли он убедил самого себя в полной невиновности и теперь искренно верит в собственный вымысел? Или всё это было специально рассчитано на Хагена, последнего свидетеля его последних минут жизни, который мог бы передать людям образ непреклонного и безукоризненно чистого борца за идею?

А ведь мы помним, что такие минуты исступлённого вдохновения и откровения находили на Паткуля и раньше: это случилось в беседе с пастором Темпельманном в феврале 1700 года и повторилось при встрече с ротмистром Ройтцом. И тогда Паткуль «воспарял в облаках» и рисовал фантастические картины действительности, как будто пытаясь в чём-то перед ними оправдаться.

Наконец Хаген не выдержал и снова напомнил Паткулю о том, что он напрасно теряет драгоценное время, цепляясь за своё земное прошлое. В ответ на это Паткуль судорожно схватил пастора за руку и вскричал:

– Ах, дайте мне ещё немного времени, чтобы рассчитаться со всем земным, потом я уж не пророню об этом ни одного слова.

И он продолжил повествование о своей карьере при двух монархах – теперь уже в точности, как он делал 7 лет назад для пастора Темпельманна. Ему как бы хотелось ещё раз посмотреть на себя со стороны и убедиться в своём историческом значении. Теперь уже он не рассказывает, а хвастает. И он фантазирует. Он приписывает себе такие поступки и деяния, к которым не имел касательства. И он снова хочет оправдаться в своей непричастности к Северной войне – хотя бы в глазах одного пастора. И снова слова ненависти в адрес Августа – лицемерного, коварного, двуличного.

Хаген больше не выдерживает, прерывает разговор и уходит, пообещав прийти к Паткулю вечером.

Когда пастор Хаген с тяжёлым сердцем в 7 часов вечера открывал дверь в камеру к Паткулю, он тотчас же увидел перед собой другого Паткуля – спокойного и умиротворённого – и мысленно поругал себя за то, что несколько часов тому назад пытался остановить его отчаянную исповедь. Она пошла ему на пользу – выговорившись, Паткуль успокоился и приготовился к новой встрече с капелланом. Она прошла совершенно иначе, нежели первая.

Паткуль поприветствовал своего пастыря и сказал, что совесть его теперь успокоилась, в душе его нет больше места обиде, ненависти, честолюбию и лжи. Не жаловался он и на то, что скоро лишится жизни.

– Уж лучше сразу умереть, чем сидеть в тюрьме до конца жизни, – сказал он. – Только я не хотел, чтобы меня долго мучили.

И он спросил, не знает ли пастор того, каким способом его будут казнить. Хаген не знал – на самом деле. В тайну приказа Карла ХII он посвящён не был.

Сразу после этого Паткуль продиктовал своё завещание. Его состояние заключалось в основном в долгах к нему короля Августа! Король-предатель оставался должен Паткулю около 50 тысяч талеров. Паткуль надеялся, что у короля проснётся совесть и что он вернёт одолженные деньги его наследникам. Треть своего состояния Паткуль завещал своему секретарю – очевидно, Хайнриху; вторую треть он просил отдать своим племянникам, сыновьям брата Карла, на выкуп имения Кегельн в Лифляндии; остальное причиталось ещё одному племяннику, служившему в шведской армии.

После этого они совершили молитву, и Паткуль подтвердил, что ему стало намного лучше. Но потом его снова охватил страх и он воскликнул: «Только бы они меня не долго мучили!» Потом он заявил, что с чистой совестью хотел бы оплатить свои грехи собственной смертью.

– А король Карл милосердный человек? – вдруг совершенно по-детски обратился он к пастору.

Хагену, естественно, ничего не оставалось иного, как ответить утвердительно. Как странно: Паткулю отлично были известны и «милосердие» и «доброта» Карла ХII, но он задал этот наивный вопрос, получил вымученный ответ и удовлетворённо вздохнул: «Ну и слава Богу!» Надежда умирает последней!

Затем и пастор и его подопечный затрагивают теологические вопросы, о которых в последние бурные годы Паткулю вспомнить было недосуг. Потом он вспоминает о своих друзьях и о невесте и просит Хагена написать Анне Айнзидель о его последних минутах жизни, передать благодарность за её любовь и сказать ей, что он умирает с мыслями о ней. При этих словах Паткуль достаёт кошелёк и вручает Хагену 100 дукатов почти все его деньги, за исключением небольшой суммы, оставленной для подарка палачу. Кроме того, он предлагает Хагену подарок – экземпляр Нового завета, отобранный стражей, его Хаген может забрать у майора Гротхюсена. Кроме того, сообщает Паткуль, у майора находится его религиозное сочинение, которое он хотел бы передать Карла ХII, чтобы тот узнал, что Паткуль отнюдь не является атеистом.

Священник предложил спеть несколько псалмов, и Паткуль охотно согласился – он теперь соглашался на всё, что ему предложат.