Паткуль. Неистовый лифляндец

Где-то через год, осенью 1688 года, его подчинённый лейтенант Вэссман заявил на своего начальника в трибунал жалобу. Согласно показаниям лейтенанта, тот грубо нарушал устав службы, избивал рядовых солдат и задерживал им жалованье. Жалобу лейтенанта подписала чуть ли не вся рота Паткуля. Но Паткуль нисколько не пострадал: в шведской армии была жёсткая дисциплина, действия Вэссмана трибунал расценил как групповое неповиновение, чуть ли не бунт и строго осудил его. Если Паткуль радовался такому исходу, то не долго: скоро он сам окажется в положении Вэссмана и узнает всю глубину унижения, в которое поставит его служба.

Полковник Йохан фон Кампенхаузен, командовавший эстонским полком, с самого начала был против кандидатуры Паткуля на должность командира роты, но был вынужден уступить под нажимом всесильного патрона полка генерал-губернатора Хастфера. Поведение капитана не вызывало у полковника приятных эмоций, и к лету 1689 года между ними произошло первое открытое столкновение. Немец фон Кампенхаузен, родившийся в Швеции и получивший дворянство всего лишь в каком-то 1675 году, в глазах потомственного рыцаря Паткуля был выскочкой и плебеем. Не будучи обременённым сдержанностью, Паткуль открыто высказывал своё презрительное отношение к начальнику. Кампенхаузен, со своей стороны, тоже делал всё, чтобы служба капитану не казалась мёдом.

В конце концов, Паткуль не выдержал и подал на Кампенхаузена жалобу исполнявшему обязанности губернатора барону Эрику Соопу (Хастфер был в отлучке). В жалобе командир роты написал, что подвергается со стороны командира полка несправедливому преследованию, и что если ему и дальше придётся терпеть такое положение, то считает дальнейшее служение королю несовместимым с честью. Вице-губернатор Сооп был бледной фигурой на фоне своего начальника Хастфера. Робкий, осторожный администратор, он, судя по всему, не принял никаких радикальных мер по жалобе Паткуля, и положил её под сукно. Дело затягивалось и покрывалось пылью. Чем бы всё это закончилось, сказать трудно, но тут события вокруг Паткуля развернулись таким образом, что столкновение с Кампенхаузеном отступило на задний план. Паткуль стоял на пороге большой политики и уже больше не принадлежал самому себе. Политика оказалась его настоящим призванием.

«Компетентный и проницательный, бесцеремонный, беззастенчивый и неустрашимый, ловкий стилист и учёный юрист, полный неиссякаемой энергии и активности, упрямо цепляющийся за всё, что считал правым или целесообразным, он был словно создан для захватывающих и опасных игр большой политики», – пишет Х. Хорнборг в своей книге «Заговорщик Йохан Рейнхольд Паткуль» и замечает, что внешним толчком для новой и последней страсти лифляндца в первую очередь послужили постоянная неустроенность жизни, надвигающаяся редукция имений и несправедливое отношение шведов к отцу.

Cтроптивый лифляндец

В 1689 году под редукцию попали пять шестых всех помещичьих угодий. Граф Хастфер неуклонно и последовательно проводил в жизнь предписания короля и риксдага. Правда, Стокгольм разрешил лифляндским баронам на отчуждённых в пользу государства землях продолжать заниматься сельским хозяйством на правах арендаторов, но у многих и на это средств не было, и в их рядах зрело недовольство. Недовольных было много, но желающих выступить открыто против короля не оказалось. Каждый думал о своей безопасности и о безопасности членов своей семьи. Разговоры и споры шли в основном в стенах своих родовых домов, в кругу друзей и родственников, реже в публичных местах. Одним словом, редукция была у всех на устах, но дворянству не хватало лидера, который бы открыто и решительно выступил с какой-то дельной программой и повёл их за собой.

Не удивительно, что тридцатилетний Паткуль, всего лишь один раз, в 1688 году, выступивший на съезде рыцарства, вдруг попадает в центр внимания своих отчаявшихся земляков и становится во главе борьбы за их привилегии и права. Бесстрашие, широкий кругозор, начитанность, убедительная аргументация, смелость мысли, радикализм – всё это импонировало окружению, особенно молодым представителям дворянства, и способствовало внезапному, но вполне закономерному выдвижению Паткуля в первые ряды противников ненавистной редукции.