Паткуль. Неистовый лифляндец

Но между этими двумя несомненно великими людьми есть одна большая разница: Пётр, в своём поведении не очень-то придерживающийся принципов морали, сумел из своих деяний извлечь пользу для своей страны и создать из «лапотной» России сильное современное государство, в то время как высокоморальный Карл, блестящий полководец и последний король-воин, не смог воспользоваться своими громкими победами над датчанами, саксонцами и русскими, и в результате Северной войны Швеция лишилась своего великодержавного статуса. Будь Карл ХII более уравновешенным и расчётливым монархом, и тогда исход поединка России со Швецией предугадать было бы весьма трудно.

Встаёт законный вопрос: неужели шведы ничего не знали о том, что целая группа государств собиралась начать против них войну? Ответ на этот вопрос можно сформулировать следующим образом: в Швеции конечно же почувствовали что-то неладное. Какая-то возня с перемещениями саксонских войск началась в Курляндии; в Риге якобы для оформления каких-то векселей у местных купцов появился граф Флемминг и многие другие саксонские офицеры; наметилось передвижение датских войск на голштинской границе; в Москве появились саксонские и датские дипломаты. Но точных и полных сведений о трехстороннем заговоре они не получили. Каково же было поведение Стокгольма в это роковое для него время?

Курфюрст Август, став польским королём, сразу предложил шведам оборонительный союз. Шведы отнеслись к предложению скептически, но от переговоров не отказались. Теперь эти переговоры были использованы Августом для того, чтобы усыпить бдительность шведов. Шведские послы при дрезденском дворе Вахшлагер, а потом и Веллингк беспрестанно слышали от Августа заверения в дружбе и отмечались его щедрыми милостями.

В феврале 1699 года в Швецию прибыл польский посол Галецкий с целью подтверждения Оливского мира и получения согласия Стокгольма на роль посредника в мнимом споре Августа с Фридрихом из-за Эльбинга. В апреле, на аудиенции у Карла ХII, Галецкий объявил, что прибыл с секретным поручением Августа заключить со Швецией более тесный союз. Сдержанные шведы не клюнули на эту приманку и потребовали от Галецкого предъявить соответствующие полномочия. Естественно, таких полномочий у Галецкого не оказалось, но время тянулось, и Галецкий продолжал дурачить шведов то одним изобретением, то другим. Галецкий уехал, но договорился о том, чтобы переговоры по этому важному делу продолжил в Дрездене или Варшаве шведский посол Морис Веллингк.

Кстати, Веллингк вручил Августу протест в связи с официальной аккредитацией Паткуля при его дворе, но получил разъяснение, что Паткуль будет находиться под покровительством монарха непродолжительное время – лишь на период подачи эмигрантом ходатайства в Стокгольм о помиловании. Если шведские власти откажут в пересмотре решения суда 1694 года, то официальный статус Паткуля будет, мол, прерван.

В период тайных переговоров с графом Ревентловым Флемминг и Бозе доводят до сведения шведского посла слова Августа о том, как он чуть не поддался на уговоры Бозе взяться помочь Дании в её противостоянии с Голштинией-Готторп. Кстати, Август собирается заключить дружественный союз с Францией – почему бы и Швеции не присоединиться к нему? В то время как датчане в Дрездене заключали альянс с Саксонией, шведский посол в Копенгагене вёл переговоры о заключении между обеими странами дружественного союза. По аналогичной схеме, т.е. на фоне официальных переговоров со шведами, заключался русско-саксонский союз и в Москве.

Но если кому-то и удавалось дурачить шведских дипломатов, пишет О. Шёгрен, то не в таких чудовищных масштабах, как это произошло с Морисом Веллингком. Дипломатии Августа, в конце концов, удалось усыпить бдительность шведов настолько, что начало войны застало Стокгольм врасплох. Шведские дипломаты оказались не на высоте и по всем статьям проиграли саксонцам, датчанам и малоопытным на этом поприще московитам.

В 1698 году из Лифляндии в Стокгольм на коронацию приехал генерал-губернатор Э. Дальберг и поведал о своих опасениях по поводу возрастающей на границе с провинцией активности русских. Дальберг нарисовал королю страшную картину господства России в Балтийском море и предложил немедленно заняться укреплением крепостных сооружений в Лифляндии и вокруг Стокгольма. Доклад генерал-губернатора не произвёл большого впечатления на Карла ХII, король, как и отец, полагал, что наибольшая угроза Швеции исходит со стороны Дании. Э. Дальберг уехал в Ригу с тревожным чувством и намерением сделать хоть что-либо для предотвращения катастрофы собственными силами. Историки справедливо отмечают, что восточный фронт держался какое-то время именно благодаря усилиям Дальберга.

Известие о тройственном союзе и о войне, начатой вторжением саксонцев в Лифляндию, ужаснуло Госсовет. Карл ХII, прибывший с медвежьей охоты, развалился в кресле и выглядел рассеянным и молчаливым. Когда кто-то предложил предотвратить войну с помощью переговоров, он поднялся с видом человека, принявшего решение: