Пребывание в Вене ознаменовалось для Паткуля двумя неприятными эпизодами. Несмотря на принятые меры конспирации, о его пребывании стало известно шведам. Однажды его карета в сопровождении охраны промчалась по улицам австрийской столицы с такой помпой и грохотом, что на неё обратил внимание проезжавший навстречу шведский посол Страленхейм. Швед дал указание выяснить, что за знатная персона появилась в Вене, и узнал, что этим знатным лицом был шведский преступник Паткуль! Страленхейм обратился за разъяснениями к Кауницу, и тот, не моргнув глазом, сообщил шведу, что о Паткуле и слыхом не слыхивал и ни в каких отношениях с ним не состоит. Кауниц признался, правда, что кое-кто рассказывает о его появлении в Вене, но у австрийских властей нет никаких оснований доверять этим слухам.
Страленхейм был вынужден довольствоваться этими разъяснениями, но своим агентам в Австрии дал приказ найти и ликвидировать «негодяя». Но шведы снова опоздали: в конце ноября Паткуль под именем иностранного полковника незаметно исчез из Вены и выехал в Венгрию. Здесь к нему присоединился датский посол Хейнс, и они вместе через Будапешт и Киев отправились в Москву. Паткуль задним числом сделал в венский двор запрос о результатах расследований, предпринятых шведским послом, и получил ответ, что никаких оснований для беспокойства у царского посла быть не должно. Но Паткуль слишком хорошо знал цену подобным заверениям венских чиновников и сделал на будущее свои выводы.
Другой эпизод, более серьёзный и запутанный, имел место в середине октября и предшествовал столкновению Паткуля со Страленхеймом. Он вошёл в историю под названием «афера Кеттена».
Кеттен[53]
был пастором принца Якоба Собесского, старшего сына последнего (перед Августом) короля Польши Яна Собесского. Якоб Собесский после смерти отца уединился со своей женой, австрийской принцессой, в её родовом имении Олау в Силезии и вёл там замкнутую жизнь, не вмешиваясь ни в какую политику. Поляки его не любили и как кандидата на трон никогда серьёзно не рассматривали. Карл XII, подыскивая замену для Августа на польском троне, на Якоба Собесского рассчитывал, тем более что принц вступил с шведским королём в переписку и давал ему «полезные советы» относительно того, как следовало обращаться с поляками. Более того, Собесский-старший даже пытался сосватать за шведского короля свою падчерицу.По утверждению Е. Эрдманна, какие-то виды на принца Якоба имел его честолюбивый духовник пастор Кеттен. Накануне событий Х. Хюйссен, проезжая по делам через Олау, имел там беседу с Кеттеном и рассказал тому о «благоприятном отношении царя к принцу Собесскому». Судя по всему, Хюйссен сболтнул лишнее, в том числе выдал пастору венский адрес Паткуля. Скоро Паткулю от пастора поступило письмо, в котором духовник принца Якоба спрашивал, не хотел бы лифляндец приехать в Олау и лично засвидетельствовать расположение Петра к принцу в устной беседе. Между прочим, сообщал пастор, им известно о заинтересованности адресата получить от шведских властей амнистию, и выражал готовность посодействовать ему в этом.
Видно, в душе Паткуля всё ещё тлела искра надежды получить оправдательный приговор от шведского короля, и он быстро направил в Олау утвердительный ответ, сославшись, правда, на невозможность отлучиться из Вены. Вся переписка Паткуля с Кеттеном не сохранилась, но из тех писем, что хранятся в российском государственном архиве, явствует, что Кеттен сообщил далее Паткулю, что Карл ХII желал бы заключить с Петром I сепаратный мир. Посредником должен был выступить принц Собесский. Это был явный блеф: подобных намерений у шведского короля никогда не было.
Итак, писал Кеттен, если Паткулю удастся уговорить царя Петра хотя бы на приостановку военных действий в Прибалтике, король Карл готов его амнистировать. Попутно пастор, с учётом того, что брак царевича Алексея с австрийской эрцгерцогиней никак не склеивался, предлагал на роль невесты ту же самую падчерицу своего духовного сына. Всё это выглядело довольно подозрительно[54]
. Спрашивается: неужели Карл ХII в такое серьёзное дело, как мир с царём Петром, решился посвятить неумелого и ни на что неспособного принца Собесского с его католическим духовником Кеттеном? Не похоже было и на то, что инициатива исходила от такого трезвого и умного политика, каким был граф Пипер. И мог ли Карл ХII в качестве посредника между царём и им использовать Паткуля – человека, которого в Швеции ненавидели и которому никогда не доверяли? Афера Кеттена смахивала на провокацию с целью либо заманить Паткуля в ловушку, либо дискредитировать его перед царём.