Патология лжи

Сегодня нет большой нужды делить, потому что Сидней приглашает на новогодний обед только меншей. Иногда он позволяет моей матери добавить пару имен в список. Обычно она выбирает меня.

– Моя дочь Глория, – говорит Сидней, как всегда игнорируя тот факт, что мы не связаны кровным родством, – прекрасная еврейская девушка. Она не похожа на еврейку, но это не страшно. Я все равно не понимаю, как она оказалась замешанной в этом убийстве. Я всегда ей говорил, что порядочные еврейские девушки не работают в тех местах, где люди готовы убивать друг друга: ей нужно бросать это, пока она еще может, и уж, конечно, порядочные еврейские девушки не должны оказываться в числе подозреваемых. Но она меня никогда не слушает.

– Я вовсе не подозреваемая. Я общаюсь с ФБР и пытаюсь помочь им в этом деле.

– Почему ты не выходишь замуж? Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты сходила на вечер в ЕОЦ?[14] А ты все время общаешься с гоями.

– Может, потому, что я антисемитка, Сидней.

Я ухожу во двор, где на вечеринках Сиднея собираются курильщики. Курильщики по сравнению с некурящими – не такая уж плохая компания. Здесь Герман Вайсе, оптовый торговец мясом, Дэвид Гетцберг, страховой агент. Ларри Штайн и Барри Райшбах, адвокаты. И жена Барри, Джуди, у которой магазин еврейского антиквариата и самодельных еврейских четок.

Барри, в прошлом адвокат по уголовным делам, развлекает меня байками о своих клиентах, при казнях которых он присутствовал. Говорит, газовая камера быстрее, но электрический стул смотрится гораздо эффектнее.

Мы обсуждаем непропорционально большую голову агента Броди. Барри и Броди пересекались раньше, хотя уже давно не виделись, со времени Бар-Мицвы[15] сына Барри.

– Имей в виду, если тебе понадобится адвокат, я в твоем распоряжении.

– Не думаю, что до этого дойдет. – Я попиваю содовую и пытаюсь делать вид, что убеждена в этом. Кажется, не верят. Мне нужно кое-что уяснить. – Из меня не выйдет преступника. Вина и невиновность так… далеки друг от друга.

– Парни из Вашингтона любят допекать людей, Глория. Почему, как ты думаешь, они хотят представить в суде записи телефонной компании по карточке Пи-Джея? Телефонные номера твоих друзей не сыграют роли в этом деле, но могут здорово отразиться на твоей жизни. Они пытаются выбить из тебя признание. Вот почему я переключился на законы об авторском праве. Уголовные дела – штука слишком уж невеселая.

Я киваю и улыбаюсь, я отлично выгляжу. Тут мать зовет меня в дом, чтобы представить гостям.

– Ты такая застенчивая, Глория. Если бы не я, ты ни с кем бы не разговаривала.

– Я разговариваю с людьми. Я все время с ними разговариваю.

Она ведет меня сквозь тропические дебри гостей в оранжево-зелено-голубых одеяниях, бормоча мне их имена, так что, когда мы движемся в противоположном направлении, я могу притвориться, что помню их с прошлого обеда и сожалею, что не заметила их в этой толпе. Сплошь персонажи из Торы – Авраамы, Исааки, Иаковы, Ребекки, Лии и Рахили.

– Тебе нужно посерьезнее отнестись к словам Барри, – говорит мне мать. Мы останавливаемся у буфета, она накладывает мне на тарелку рогаликов, лососины, копченой и маринованной селедки.

– Мама, я не голодна.

Она отмахивается. Тонкие мягкие черты, слишком длинные русые волосы: несомненно, у нас не так уж много общих генов.

– Барри хорошо разбирается в уголовных законах, Глория. Он защищал много известных убийц. – Она накладывает второй слой сливочного сыра на рогалики. – Сидней его очень уважает.

– Но я в самом деле не голодна.

– Знаешь, у него сын тоже адвокат. Он уже партнер в «Худжиуотситц и Худживу». Ну знаешь, крупная такая фирма.

– Я не собираюсь встречаться с его сыном. – Я кусаю рогалик. Я откусываю еще и вскоре съедаю его.

– Сидней говорит, что сын Барри может быть выдвинут на премию «Адвокат года». Он считает, вам было бы о чем поговорить.

– Сидней так хорошо меня знает. – Я ем только селедку – не выношу пережаренную рыбу. Я говорю, набив рот копченой и маринованной селедкой, из-за чего губы у меня морщатся. – Если б ты не вышла за Сиднея, мам, я б сама за него вышла.

– Я понимаю, что он не твой отец…

– Пожалуйста, не начинай. – Я укладываю на второй рогалик лососину, лук и каперсы.

– Ты такая невыдержанная, милая. Ведь я желаю тебе только добра.

– Которое приходит вместе с Сиднеем. – Я заталкиваю в рот всю оставшуюся лососину и откусываю рогалик. Каперсы рассыпаются по полу.

– Он неплохой. Когда-нибудь ты к нему привыкнешь.

– Ты повторяешь это последние пятнадцать лет.

– И сколько раз за это время ты у нас была?

– Ты не хочешь познакомить меня со своими друзьями? – напоминаю я ей, заталкивая тарелку под стол, чтобы удержатся от дальнейшего обжорства.

– Ты с ними уже знакома, Глория. – Она стискивает мою руку. – Постарайся запомнить их имена.

Но я уже их забыла. Меня подозревают в убийстве. Я имею право хранить молчание.

7

Мы с Дейрдре стоим посреди «Мэйсиз» на Юнион-сквер, и она заявляет, что ей решительно нечего надеть.

– Пойдем со мной, я хочу что-нибудь примерить, – ноет она.