То, что это всего лишь необоснованные догадки, стало, наконец, ясно с приходом Возрождения, когда прогресс науки на протяжении нескольких столетий привел и к расцвету преподавания медицины. Центром этой, более просвещенной, культуры стал в восемнадцатом веке Париж, где была разработана система дарения трупов медицинским факультетам, которые были во Франции более передовыми, нежели в Великобритании или Америке. Тем не менее, трупов не хватало даже для крупных учебных центров. Демонстрация вскрытия заключалась в том, что под руководством профессора вскрытие производил один студент, а остальные наблюдали за его действиями. Такое обучение нельзя было назвать по-настоящему практическим.
Если Галена можно назвать Мелом Гибсоном анатомии и вскрытий (постаревший кумир с причудливыми идеями), то ее Райаном Гослингом (молодой красавец-сердцеед) стал Андрей Везалий. Анатом Андрей Везалий, родившийся в 1514 году, был настоящее дитя новой эры – истинный бунтарь, поставивший себе одну цель. Он был красавец, если не лгут гравюры того времени. (Вероятно, румяные дамы эпохи Возрождения вешали его портреты в своих спальнях и, прибегая к эвфемизмам, комментировали его анатомию, кто знает?). Он был целеустремленным и талантливым студентом, который поступил в Парижский университет для того, чтобы стать анатомом. Еще в детстве он увлекался вскрытиями мелких животных. К восемнадцати годам он преуспел в учебе и, решив познать еще больше, принялся похищать трупы казненных преступников с печально известной виселицы Монфокон, расположенной в пригороде Парижа. Кроме того, он исследовал черепа и кости, добытые на кладбище невинных и блаженных. Он приносил домой драгоценную добычу и исследовал ее ночами при свечах. Эти странные действия окупились сторицей. В двадцать два года Везалий уже читал лекции по анатомии своим ровесникам студентам и сам вскрывал трупы. Капитальный иллюстрированный труд Везалия «De Corporis Humani Fabrica» («О строении человеческого тела»), опубликованный в 1543 году, окончательно доказал, что Гален не является надежным источником анатомических знаний.
Как всякий революционер, Везалий подвергся ожесточенным нападкам клеветников, которые отказывались верить данным юного безумца, и ему приходилось постоянно оправдываться. Однако студентам и анатомам было ясно, что на старые идеи опираться больше нельзя, и что вскрытия, запрещенные в Британии до шестнадцатого века, необходимы для совершенствования медицинского образования. Вскоре они столкнулись с тем, что им стало практически не на чем обучаться.
В Великобритании, когда крупные университеты начали готовить молодых хирургов, единственными доступными для обучения трупами были тела, дарованные университетам по Закону об убийцах от 1752 года. Этот закон означал, что звездами на сценах анатомических театров могли выступать лишь трупы казненных преступников, хотели они того или нет. Цель принятия закона была двоякой: во-первых, отчаявшиеся студенты и преподаватели получали нужные им трупы для вскрытий, а во-вторых, закон должен был напугать потенциальных преступников. Этот закон стал проявлением садистского двойного наказания, которое широко практиковалось в те времена. Одной только смерти было недостаточно. Сам труп должен быть обезображен до неузнаваемости, обычно его разрубали на части. Яркий пример – приговор к повешению, колесованию, четвертованию и обезглавливанию, причем голову насаживали на кол, словно маршмеллоу на палочку. Обоснование было очень простым: настанет судный день, когда мертвые восстанут из могил, чтобы предстать перед вратами неба (согласно Библии), но как впустить на небо человека, разрубленного на четыре части, человека, у которого не хватает некоторых частей тела, а из всех ран сочится кровь, как из прохудившегося помойного ведра? Естественно, никто не хотел, чтобы небеса стали похожи на приемную Битлджуса. Согласно христианскому вероучению, вскрытие трупа лишало умершего шансов попасть в рай так же, как нельзя попасть в некоторые клубы без галстука. Негативное отношение к вскрытиям, пересадке органов, пластическим операциям и даже к кремации являются отголоском того религиозно окрашенного страха.