Не историкам исповедуются архиереи былых времен, а отцам духовным. На них лежало чудовищное бремя ответственности за многомиллионную паству. И беря грех на душу, Гермоген, возможно, стремился избежать горших бед для своего «стада словесного», для своей Церкви. Как минимум спасал всех, кто оказался вовлечен в дело. Ведь следующий вопрос, который задали бы ему: «А кто и к кому возил от тебя грамоты?» И далее по программе: «Не стоит отмалчиваться. Если мы вздернем на дыбе близких тебе людей, друзей твоих, а то и просто священников московских, тогда — скажешь?» Резонно ожидая подобного развития событий, патриарх мог и утаить правду.
Если, конечно, он действительно солгал Хворостинину. А в этом еще следует разобраться.
Очень важно понимать одну деталь. Несколько серьезных академических специалистов и множество публицистов строили свое скептическое отношение к самому факту рассылки патриарших грамот, основываясь на этическом соображении: Гермоген не опустился бы до лжи! Зададимся вопросом: почему? Допустим, потому, что это грех, потому, что такие грамоты неизбежно вели к новому раунду кровопролития, да еще потому, что для первоиерарха естественно быть образцом христианского благочестия. А теперь зададим себе тот же вопрос, приняв во внимание практические обстоятельства дела. Если Гермоген действительно находится в центре заговора, если от него кровно зависят десятки ближних людей и тысячи дальних, если на кон поставлена судьба православия по всей стране, появляются ли веские причины все-таки солгать? Дать на прямой вопрос кривой ответ? Да. Как поступил бы патриарх? Если рассуждать, основываясь на одних нравственных особенностях его личности, можно дать лишь один ответ:
А это пустое занятие.
В сущности, на страницах этой книги проводится детективное расследование. И самое время отойти от «улик» и «свидетельских показаний» на десять шагов назад, а потом взглянуть на всё «дело» с других ракурсов.
Как воспринимала действия Гермогена русская провинция? То есть именно те люди, к которым, теоретически, и могли быть направлены поучения патриарха?
И как смотрела на слова и поступки главы Русской церкви польско-литовская братия, во множестве сидевшая за стенами Кремля, бродившая по нашим землям, грабившая наши города?
Допустим, восприятие провинции понятно. Там в любом письме из Москвы с критикой поляков видели слова: «Пора бы нам взяться за оружие!» И периферийные города сразу возвели патриарха в духовные отцы очистительного движения.
Содержание патриарших посланий известно из переписки между теми городами, где в первую очередь забродило земское движение.
Так, из Нижнего в Вологду отправилось письмо: «Генваря [1611] в 27 день писали нам с Резани воевода Прокопей Ляпунов и дворяне и дети боярские и всякие люди Рязанской области, что они, по благословению святейшаго Ермогена… собрався со всеми Сиверскими и Украйными городами, и с Тулою, и с Колужскими со всеми людьми, идут на польских и литовских людей к Москве; а нам бы також, свестяся с окольними и повольскими городы, и собрався с тех городов со всякими ратными людьми, идти во Владимир, к Москве, и к ним бы тотчас отписати». «Да того ж дни прислал к нам святейший Ермоген… две грамоты: одну ото всяких московских людей, а другую — что писали московские люди из-под Смоленска к Москве, и мы те грамоты, подклея под сю грамоту, послали к вам на Вологду; да приказывал к нам святейший Ермоген патриарх, чтоб нам, собрався с окольными и повольскими городы, однолично идти на польских и на литовских людей к Москве…»{304}
Итак, нижегородцы получили весть от Ляпунова, согласно которой движение благословлено патриархом. Сам патриарх своей грамоты им не прислал, но устно дал распоряжение собирать войска. Это его повеление относится к самому началу января 1611 года.