Патриарх Гермоген

Итак, самые ранние грамоты Гермогена, о которых известно из исторических источников, относятся к десятым числам декабря 1610 года. Затем, в конце декабря — начале января, главу Церкви лишили возможности писать. Но он снабдил представителей Нижнего Новгорода грамотами москвичей, смолян, а также дал устное благословение на сбор земского войска.

К 8 января 1611 года Гермоген вновь получил возможность писать. Вдогонку нижегородцам он отправил письмо, где подтверждал все то, о чем сообщил устно при личной встрече с Пахомовым и Мосеевым. 9 января другое письмо полетело к первым вождям начинающегося движения — Просовецкому, Черкашенину. Оба послания оказались в руках поляков, но Гермоген вряд ли ограничился только их отправкой, поскольку известна еще как минимум одна его грамота, сохраненная владыкой Рязанским и предъявленная впоследствии князю Хворостинину. Примерно тогда же — во второй половине декабря или первой декаде января — устно ли, письменно ли, патриарх побудил к действию и Прокофия Ляпунова. Возможно, именно ему было адресовано послание, оставшееся у рязанского архиерея.

Отчего же патриарх не составлял подобных посланий раньше?

По трем причинам.

Во-первых, оставалась надежда на то, что Владислав примет православие.

Во-вторых, Сигизмунд не высказывал явно своих притязаний на русский престол.

В русской дипломатической документации четко обрисованы побудительные мотивы Гермогена. Весной 1613 года, после того, как Земский собор избрал новым царем Михаила Федоровича Романова, к Сигизмунду III отправился гонец Денис Оладьин. Его бумаги среди прочего содержали ретроспективное изложение русско-польской борьбы. О событиях конца 1610 года говорилось следующее: Владислав не приехал, договорные статьи, скрепленные крестоцелованием Жолкевского, оказались отставлены, а пропольская администрация принялась «в Московском государстве всяких людей прельщати и приводити на то, чтобы всякие люди в Московском государстве целовали крест… Жигимонту королю мимо сына его Владислава королевича, и быти б Московскому государству под государем вашим Жигимонтом… к Польше и к Литве; а о сыне его о королевиче Владиславе все учали отказывать, что быть ему на Московском государстве не мочно. И видя такие злые дела, великий святейший Ермоген… разжегся во Христе верою и поборая по нашей истинной православной хрестьянской вере греческого закона, как… истинный пастырь наш и учитель, не хотя дать Богом избранного стада своего волком и хищником в разхищенье, тех изменников Михаила Салтыкова с товарыщи в их злых делех обличал, и многих от них, злодеев, и от Олександра Гасевского (Гонсевского. — Д. В.)…»^{328}.

В-третьих, оставался в живых Лжедмитрий II — странный государь эфемерной южнорусской державы со столицей в Калуге. Куда, на какие освободительные подвиги, на какое стояние за веру звать его бойцов, когда их возглавляет мошенник, фальшивка?!