Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович

Таким образом уже одна, так сказать, внешняя постановка книжных исправлений при Никоне, именно, что книги исправлялись по греческим печатным венецианским изданиям, что разные выпуски их разнились между собою, что их исправление совершалось при деятельном участии такого подозрительного и ненадежного человека, каким, в глазах многих, был Арсений грек, помимо самого характера исправления, давала основание противникам реформы Никона предполагать в его исправлениях только порчу русских книг, думать, что в них внесены разные новшества и даже ереси. Но раз уверенность в этом возникла, после, предубежденному взгляду, уже нетрудно было найти подтверждение своих подозрений в самых новоисправленных книгах. Всякое новое в них несогласное с старым место, неточность, темное, мало понятное выражение, типографская ошибка, собственное недоразумение и недомыслие, легко можно было объяснять в смысле ереси; во что бы то ни стало хотели найти в новоисправленных книгах ереси, и, конечно, находили их и даже очень много, о чем подробно мы скажем ниже.

По поводу книжных исправлений при Никоне невольно и сам собою возникает вопрос: каково было личное участие самого Никона в книжных исправлениях? Если мы для ответа на этот вопрос обратимся к предисловии первого новоисправленного служебника, изданного в 1655 году, где подробно излагается история возникновения у нас книжных исправлений при Никоне, то отсюда окажется, что главным инициатором и действительным исполнителем всех книжных исправлений был сам Никон патриарх: ему первому пришла мысль о порче наших книг, о необходимости их исправление по древним славянским харатейным спискам и древним греческим, и что он Никон первый начал исправлять наши книги с древних славянских и греческих. Но это известие предисловие к служебнику 1655 года исторически во всех отношениях неверно. Мы уже видели, что служебник при Никоне исправлялся с печатного греческого венецианского издания, а не с древних греческих и славянских книг, так как последнее по самому существу было дело невозможное. Если же и прибегали тогда к древним славянским я греческим спискам, то только в частных отдельных случаях, когда возникали какие либо недоумения по частным вопросам, так что справа по древним спискам вторгалась, так сказать, в справу по венецианским изданиям, только частично. Несправедливо исторически и другое утверждение предисловие к служебнику 1655 года, что мысль исправлять русские церковные книги прежде всего возникла у Никона, и что именно он был действительным инициатором книжных исправлений у нас. На самом деле, как мы видели, мысль исправлять наши церковные книги по греческим возникла гораздо ранее патриаршества Никона у царя и его духовника, протопопа Стефана Вонифатьевича, что они, еще в патриаршество Иосифа, уже подготовили средства для книжных исправлений, вызвали, для этой цели в Москву, ученых тевлян, оставили в Москве, с этою же целш, Арсетя грека, приехавшего к нам вместе с иерусалимским патриархом Паисием (в 1649 г.), и еще при Иосифе уже кое-что в наших книгах начали исправлять с греческих, и даже переводить с них в видах книжной справы. Так, по свидетельству Медведева, в его Оглавлении книг, кто их сложил, уже в 1649 году Епифаний Славинецкий, по поручению правительства, перевел с греческого языка на славянский литургии Иоанна Златоустого. Значит, Никон вовсе не был инициатором наших книжных исправлений, он, сделавшись патриархом, принял, так сказать, это уже подготовленное до него дело по наследству, и только более энергично, широко и решительно продолжал то, чему начало было положено еще до него.