Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович

Русские того времени были убеждены, что при совершении всех церковных служб необходимо вычитать и пропеть без всяких пропусков все, что положено в церковном уставе, который однако взят был нами из восточных самых строгих монастырей, и введен был у нас в обыкновенных приходских церквах. Благодаря этому обстоятельству службы в приходских храмах, при вычитывании и выпевании всего положенного строгим монастырским уставом, выходили чрезмерно длинными и крайне утомительными для прихожан, которые, при таких условиях, неохотно посещали церковные службы,какочень обременительные для них и требующие слишком много времени. Практическая повелительно настоятельная нужда требовала сокращение церковных служб вприходских церквах. Тогда наши предки, для достижение этой, самой жизнью подсказанной цели, прибегли к такому средству: оставаясь верными тому своемувоззрению,что весь церковный устав обязательно должен выполняться при совершении всех церковных служб, они стали употреблять многогласие т. е. прибегли к единовременному пению положенного уставом в несколько голосов сразу, причем один читал и пел одно, другой в это же время другое, третий свое и т. д., благодаря чему церковные службы отправлялись очень скоро, а между тем все положенное уставом выпевалось и вычитывалось вполне и без всяких пропусков. Понятно, чем наибольшее количество голосов разделялось положенное для данной службычтениеипение, тем скорее отправлялась служба, почему, в видах скорости, стали употреблять в службах пение и чтение сразу голосов в пять, шесть и семь. Но такое многогласие,в видах необходимого сокращения времени служб, допускалось только для приходских церквей,ради немощимирских людей, ради снисхождения к их житейскимзаботам, недозволяющим уделять им слишком много времени на посещение церковных богослужений. Другое дело монастыри, населенные людьми, отрекшимися от всего мирского, обязавшимся посвятить себя всецело служению Богу, непрестанной молитве; там строго требовалосьсоблюдение единогласия и долгих службы были обязательны. Полагалось, если кто из мирских хотел слушать настоящую истовую службу, тот должен был отправляться на богомолье в монастыре, почему благочестивые русские людиисчитали себя обязанными, времени от времени, посещать ради богомолья монастыри, чтобы хотяизредка помолиться как следует,выстаивая вседлинныемонастырскиеслужбы. Естественно поэтому, что когда ревнители благочестия, указывая на полное извращение характера и значения церковных служб многогласием, на весь вред подобных церковных порядков для молящихся, необходимо ничего не понимавших из того, что читалось и пелось в церкви, и потому составлявших о самом богослужении и его цели и назначении, самое неправильное и извращенное понятие,— когда они потребовали уничтожение многогласия и введения единогласия; то сам собою возник практический и, нужно сознаться, очень важный вопрос: как отзовется введение единогласия на посещении храмов народом, когда приходские службы удлинятся чрезмерно? Ведь и сторонники единогласия, также как и сторонники многогласия, требовали при совершении служб полного соблюдения всех предписаний устава, даже вводили еще в богослужение разные положенные чтения из прологов, житий святых, отеческих поучений, чем необходимо крайне удлиняли все службы, приближая их к монастырским. Никаких выпусков и сокращений в службах они не допускали; напротив они все совершали по уставу, очень истово, точно, без малейших опущений. Мы знаем, как такие истовые, уставные службы единогласников должны были отзываться на молящихся во храме. Павел Алепский вот что пишет об этих наших церковных службах: мы выходили из церкви, говорит он, едва волоча ноги от усталости и бес-прерывного стояния без отдыха и покоя... Что касается нас, то душа у нас расставалась с телом, от того что они затягивают обедни и другие службы: мы выходили неиначе, как разбитые ногами и с болею в спине, словно нас распинали... Мы не в состоянии (после богослужения) были придти в себя от усталости и наши ноги подкашивались». Павел искренно изумляется необыкновенной выносливости русских, выстаивавших чрезмерно длинные службы. «Что за крепость в их телах и какие у них железные ноги! восклицает он. Они не устают и не утомляются. Вышний Бог да продлите их существование!.. Какое терпение и какая выносливость! Несомненно, что все эти люди святые: они превзошли подвижников в пустынях. Мы же вышли (из церкви) измученные усталостью, стоянием на ногах и голодом». «Всего больше, заявляет он, боялся я и хлопотал об отъезде (из Москвы) до Пасхи, что бы избавиться от бдений, трудов и стояний Страстной седмицы»^[51].