По расхожему мнению советских искусствоведов, «Русь уходящая» призвана была показать «конец русского православия». В 1936 году для картины был сконструирован специальный подрамник и загрунтован огромный холст, но он остался нетронутым, его и сегодня можно увидеть в мастерской художника. «Русь уходящая», или «Реквием», как завершенное полотно так и не появилась (общий эскиз картины датирован 1935–1959 гг.): «Я не сделал того, что мог сделать, что было в самый разгар работы насильственным образом прервано, — писал П. Д. Корин; — моя рана — моя картина».
Однако замысел этот все же можно считать воплощенным — остались тридцать шесть этюдов к ненаписанному полотну, ставших самостоятельными работами, — тридцать шесть великолепных, вполне законченных портретов в рост («Схимница», «Отец и сын» и др.), то есть практически все персонажи шедевра.
Владимир Алексеевич Солоухин в своих знаменитых «Письмах из Русского музея» (1966 г.) высказал интересное предположение: по первоначальному замыслу П. Д. Корина все персонажи «Руси уходящей» собраны в интерьере Успенского собора Кремля не потому, что они куда-то «уходят» или собираются уходить, а потому, что они ждут, — это ясно по сугубо статичному положению фигур, по той напряженности, которая заметна у них на лицах и даже в их позах. А ждут они потому, что предстоит изъятие церковных ценностей, и взгляды (все они смотрят по-разному, здесь ключ к разгадке замысла) невольно устремлены к центру храма: там, за чертой обозримого пространства, должна быть вот-вот водружена воображаемая груда изъятых сокровищ — и появится комиссар-надсмотрщик в кожаной куртке, олицетворяющий безбожную власть. Герои картины не уходят, а
Эта оригинальная трактовка послужила поводом для звонка П. Д. Корина В. А. Солоухину, после чего последовало их знакомство и беседа за чашкой чая в мастерской художника. Павел Дмитриевич возразил Владимиру Алексеевичу: замысел картины возник у него во время похорон Патриарха Тихона и был навеян проникновенным церковным пением, величественной музыкой православной панихиды, — отсюда и первоначальное название картины «Реквием». Естественно, что у художника, склонного к философским обобщениям, каким был Корин, возникло стремление запечатлеть все увиденное. (Известно также, что мысль об этой картине возникла у Корина еще раньше, за последним, как ему казалось, богослужением в Успенском соборе Кремля, совершенном Патриархом Тихоном 5 мая 1918 года, в праздник Пасхи).
Но писатель не согласился с этим, считая, что собственной субъективной трактовкой не столько огрубил, сколько обострил коринский замысел. Если внимательно вглядеться в лица героев картины — иерархов, монахов и прихожан, — считал он, —
В «Чаше» — своем последнем произведении, опубликованном уже посмертно (в 1998 году), возвращаясь к этой теме, которая продолжала его волновать до конца жизни, Солоухин так раскрыл свое рационально-интуитивное постижение картины «Русь уходящая»[255]
:«Вот-вот двери распахнутся, и этот ветер, персонифицированный в бандитов в кожаных куртках с маузерами в руках, ворвется в собор, и останется собор на многие годы — пуст… Теперь-то вот и надо смотреть на эскизы: КТО КАК ждет. В этом все дело. А ждут они все по-разному. Посмотрите теперь на безногого нищего, на митрополита Трифона, на крестьянина с сыном, на молодого монаха, на слепого, на схимницу, на молодую монахиню, на всех на них, посмотрите на всех с точки зрения «кто как ждет», и у вас в руках окажется ключ. Только этим ключом можно открыть сокровищницу коринского искусства. Сразу наступает нечто вроде прозрения, каждый образ, созданный Кориным, становится стократ ярче, выразительнее, богаче, психологичнее, глубже, трагедийнее, обобщеннее, драгоценнее и просто точнее…»[256]
Посмотрим и мы на эти лица, вглядимся особенно пристально в лицо молодого монаха — это иеромонах Пимен, будущий Предстоятель Русской Православной Церкви. Его портрет был написан Кориным в 1935 году, когда прошло восемь лет после иноческого пострига. Монах Пимен стоит ближе всех к зрителю, как бы выступая из поля картины…