Патрик Мелроуз. Книга 1

Толстяк: Сэр, он мало ел, ковырялся в еде, предпочел фармакопею обильным дарам жизни. Короче, сэр, он был последним негодяем.

Трепло О’Коннор (изредка выныривая из озера слез): А один его вид… (буль, буль, буль)…эти порванные губы, не научившиеся любить… (буль, буль, буль)…губы, с которых… срывались дикие и злые слова… (буль, буль, буль)…разорванные яростью и сознанием подступающей смерти… (буль).

Дебби (заикаясь): Не понимаю, что я хотела сказать?

Кэй: Я видела его в тот день, когда это произошло.

— Я не хочу сойти с ума!{79} — заорал Патрик голосом, который начался как его, но к последним двум словам превратился в голос Джона Гилгуда{80}.

Священник (благостно глядя с кафедры): Некоторые из нас помнят Дэвида Мелроуза как педофила, алкоголика, лжеца, насильника, садиста и «человека вполне омерзительного». Однако каких слов в такой ситуации ждет от нас Христос, что сказал бы Он сам? (Пауза.) «Это еще не вся история, верно?»

Честный Джон: Нет, вся.

Священник: Идея «всей истории» — одна из самых волнующих в христианстве. Когда мы читаем книгу любимого автора, будь то Ричард Бах или Питер Мейл, нам мало знать, что она рассказывает про одну конкретную чайку или что действие происходит в очаровательной прованской campagne[36]{81}, если позаимствовать французское слово, нет, мы хотим получить удовольствие, прочитав ее всю до конца.

Честный Джон: За себя говори.

Священник: И примерно в том же духе, судя о других людях (а кто из нас о них не судит?), мы должны быть уверены, что перед нами открыта «вся история».

Аттила (низким басом): Умри, христианский пес! (Отрубает священнику голову.)

Отрубленная голова священника (после задумчивой паузы): Знаете, позавчера моя внучка подошла ко мне и сказала: «Дедушка, мне нравится христианство». Я спросил удивленно: «Почему?» И знаете, что она мне ответила?

Честный Джон: Конечно не знаем, придурок.

Отрубленная голова священника: Она сказала: «Потому что это такое утешение». (Делает паузу и повторяет медленно, с нажимом.) «Потому что это такое утешение».

Патрик открыл глаза и медленно распрямился из свернутого положения. Телевизор укоризненно уставился на него, и Патрик подумал, что, может быть, телевизор станет спасением от собственного невольного спектакля.

Телевизор (трясясь и шмыгая носом): Включи меня, будь человеком.

Президент: Не спрашивай, что телевизор может сделать для тебя, спроси, что ты можешь сделать для телевизора.

Ликующий народ: Ура! Ура!

Президент: Мы заплатим любую цену, вынесем все трудности, преодолеем любые испытания…

Семейный хор фон Траппов{82}(захлебываясь от восторга): Взберемся на любую гору!

Президент:…поддержим своих друзей и остановим врагов ради спасения и укрепления телевидения.

Ликующий народ: Ура! Ура!

Президент: Пусть сейчас с этого места до друга и до врага долетит весть о том, что эстафета передана новому поколению американцев, рожденных в этом веке, закаленных войной, победивших трудности мирного времени, людям, которые гордятся своим древним наследием и не желают ничего, кроме как смотреть телевизор.{83}

«Да, да, да, — думал Патрик, ползя по полу, — телевизор».

Телевизор (беспокойно переминаясь с колесика на колесико): Включи меня, чувак, мне без этого худо.

Зритель (холодно): Что ты можешь мне предложить?

Телевизор: У меня есть «Кино на миллион долларов», «Человек на миллиард долларов», «Викторина на триллион долларов».

Зритель: Да-да-да, но что у тебя есть сейчас?

Телевизор (виновато): Заставка с изображением американского флага и псих в синем нейлоновом костюме, вещающий о конце света. Очень скоро начнется программа для фермеров.

Зритель: Хорошо, пусть будет флаг. Но не доводи меня (вытаскивает револьвер), или я продырявлю твой гребаный экран.

Телевизор: Ладно, ладно, только не волнуйся. Прием не очень хороший, но кадр с флагом правда великолепный, я лично это гарантирую.

Патрик выключил телевизор. Кончится когда-нибудь эта кошмарная ночь? Он лег на кровать, закрыл глаза и стал напряженно вслушиваться в тишину.

Рон Зак (закрыв глаза, кротко улыбаясь): Прислушайтесь к этой тишине. Вы слышите ее? (Пауза.) Слейтесь с тишиной. Она — ваш внутренний голос.

Честный Джон: Ой-ой, это, что ли, еще не кончилось? Что за Рон Зак такой? Честно говоря, говорит он как придурок.

Рон Зак: Вы слились с тишиной?

Ученики: Да, Рон, мы слились с тишиной.

Рон Зак: Хорошо. (Долгая пауза.) А теперь прибегните к методу визуализации, которую освоили на прошлой неделе, и вообразите пагоду… как китайский пляжный домик, только в горах. (Пауза.) Хорошо. Она прекрасна, не правда ли?

Ученики: Да, Рон, она очень аккуратная.