Патрик Мелроуз. Книга 1

— Вообще-то, большого риска тут нет, — пробормотал Патрик.

Он наконец выбрался из постели и надел брюки. Пора увлечения девушками, которые, когда в них кончаешь, шепчут: «Осторожнее, я не предохраняюсь», фактически осталась в прошлом. Одна из таких девиц тепло вспоминала абортарий: «Обстановка шикарная. Удобная кровать. Хорошая еда. Можно всласть посекретничать с другими девчонками, ведь ты никогда их больше не увидишь. Сама операция вполне приятная. Вот после нее становится тоскливо».

Патрик затушил сигарету и отправился на кухню.

Зачем он критиковал встречи «Анонимных наркоманов»? На них же просто покаяться ходят. Зачем он все так усложняет? С другой стороны, какой смысл идти исповедоваться, если не готов рассказать о самом главном? Кое в чем Патрик никогда не признавался никому и никогда не признается.

2

Николас Пратт, по-прежнему в пижаме, побрел обратно в спальню своего дома на Клейбон-Мьюс. В руках письма, которые он только что забрал с коврика у двери, внимательный взгляд изучает почерк на конвертах — сколько «серьезных» приглашений в них скрыто? В шестьдесят семь он «прекрасно сохранился», но «так и не написал долгожданные мемуары». Николас «знал всех на свете» и накопил «кладезь чудесных историй», но деликатность приложила изящный палец к его полуоткрытым губам, и он даже не брался за книгу, над которой, по общему мнению, работал. В «большом мире», как Николас называл две-три тысячи состоятельных людей, слышавших о нем, частенько «с ужасом гадали», какими предстанут в книге Николаса.

Рухнув на кровать, где ныне спал один, Николас собирался проверить свою гипотезу о том, что вскрытия достойны лишь три письма в день, когда зазвонил телефон.

— Алло! — проговорил он, зевая.

— Ни-ко-ля? — Бодрый женский голос произнес его имя на французский манер. — Это Жаклин Далантур.

— Quel honneur[39], — проурчал Николас на чудовищном французском.

— Как ты, дор-рогой? Звоню я потому, что мы с Жаком собираемся в Читли на день рождения Сонни. Вот я и подумала, вдруг ты тоже туда едешь.

— Конечно еду, — серьезно проговорил Николас. — Как святому покровителю головокружительного успеха Бриджит в обществе, мне следует быть в Читли уже сейчас. В конце концов, это я представил тогдашнюю юную мисс Уотсон-Скотт тогдашнему бомонду, и она не забыла, чем обязана дяде Николасу.

— Это ведь одна из юных леди, на которых ты был женат? — спросила Жаклин.

— Не говори глупостей! — Николас изобразил обиду. — За плечами у меня шесть неудачных браков, но это не повод изобретать новые.

— Ну, Николя! Я же звоню спр-росить, не поедешь ли ты с нами на машине. Нас повезет водитель из посольства. Веселее же будет — да? — вместе ехать из гор-рода в провинцию? Или в дер-ревню? Этот ваш английский c’est vraiment[40] сплошная заумь.

Николас достаточно вращался в обществе, чтобы понимать: жена французского посла обостренным альтруизмом не страдает. Жаклин предложила подвезти его, чтобы приехать в Читли с близким другом Бриджит. Николас, приехав с Далантурами, освежит давнюю дружбу гламуром. В общем, они добавят друг другу очков.

— С вами — хоть в деревню, хоть в провинцию, — проговорил Николас.

Сонни Грейвсенд сидел в библиотеке Читли и набирал на радиотелефоне знакомый номер Питера Порлока. Таинственный знак равенства между человеком и достатком давно стал основой характера Сонни, и в Читли его возвели в культ. Питер, старший сын Джорджа Уотфорда, был лучшим другом Сонни и единственным, кому он по-настоящему доверял, когда нуждался в совете хоть касательно фермерства, хоть касательно секса. Сонни откинулся на спинку стула, ожидая, когда Питер просторными залами Ричфилда прошествует к ближайшему телефону. Сонни посмотрел на висевшее над камином полотно, которое Робин Паркер все никак не мог признать подлинной работой Пуссена{120}. Четвертый граф купил картину как Пуссена. По мнению Сонни, Пуссеном она и осталась, но ведь «экспертное заключение» не помешает.

— Сонни! — проорал Питер.

— Питер! — крикнул в ответ Сонни. — Извини, что снова тебя беспокою.

— Напротив, старина, ты спас меня от лондонских гей-байкеров, которых старый заведующий моего интерната прислал поглазеть на потолки. Нашел, понимаешь, гида.

— Как обычно, повинность отбываешь, — отметил Сонни. — Тем досаднее читать лабуду в сегодняшних газетах: «десять тысяч акров… пятьсот гостей… принцесса Маргарет{121}… вечеринка года». Их послушать — мы набиты деньгами. А ведь никто лучше тебя с твоими гей-байкерами не знает, что мы без устали прогибаемся, дабы на плаву держаться.

— Знаешь, что один из наших арендаторов сказал мне на днях после моего знаменитого телеэфира? «Я видел вас по телевизору, сэр. — Питер включил деревенский выговор. — Вы, как всегда, нищего корчили». Вот наглец!

— А по-моему, смешно.

— Вообще-то, он отличный парень, — добавил Питер. — Его семья живет на наших землях уже триста лет.

— У нас тоже такие есть. Одни с нами на протяжении двадцати поколений.