Патрик Мелроуз. Книга 2

Так вот оно что! Вчера ему приснился странный сон: зловещий незнакомец, укутанный в длинный плащ с капюшоном, идет среди стада коз, запрокидывает им голову и перерезает горло. Патрик – одна из коз, на дальнем краю стада. Он понимает, какая участь его ждет, и с дерзкой обреченностью, как героиня его любимой детской книжки, вырывает себе горло, чтобы убийца не насладился его предсмертным криком. Еще одна форма надрывного, насильственного молчания. Жаль, что у него нет времени во всем этом досконально разобраться. В одиночестве он быстро распутал бы этот узел невнятных впечатлений и связей. Его застывшая душа пришла в движение; то, что раньше пряталось, теперь стремилось раскрыться. Уоллес Стивенс был прав: «Свобода – как тот, кто еженощно убивает себя, неутомимый мясник, чей нож от крови становится острее». Патрику хотелось роскоши – молчания и одиночества, но вместо этого он отправлялся на банкет.

Машина свернула в Онслоу-Гарденз и помчалась по внезапно опустевшей улице.

– Приехали, – сказал Джонни и притормозил, пытаясь найти место для парковки поближе к клубу.

10

Кеттл объяснила Мэри, что отказывается пойти на церемонию прощания из принципа.

– Это будет лицемерно, – заявила она дочери. – Я презираю тех, кто лишает родных наследства, но, по-моему, неприлично ходить на похороны, кипя от злости. Поминальный банкет – другое дело. Таким образом я выражу поддержку и сочувствие тебе и Патрику. Ну и, честно говоря, вы выбрали очень удачное место для его проведения, буквально за углом.

– В таком случае присмотришь за детьми, – ответила Мэри. – Нам точно так же не хочется вести их в крематорий, как и тебе не хочется туда идти. Роберт уже давно отдалился от Элинор, а для Томаса она совсем чужая, но на прощальный банкет мы их возьмем, чтобы помянуть бабушку в менее унылой обстановке.

– Ну конечно, я только рада вам помочь, – сказала Кеттл, уже измышляя планы страшной мести за то, что ее заставили смириться с большей обузой, чем та, которой она старалась избежать.

Как только Мэри привезла сыновей к бабушке, Кеттл начала обрабатывать Роберта:

– Вот лично я никогда не прощу твою другую бабушку за то, что она лишила вас очаровательной усадьбы во Франции. Ты, наверное, очень жалеешь, что вы больше не ездите туда на летние каникулы. Вот где был ваш настоящий дом, а не это лондонское жилье. Вдобавок там было гораздо приятнее, все-таки не в городе, а на природе.

Роберт, отчего-то расстроившись больше, чем предполагала Кеттл, обиженно спросил:

– Зачем ты говоришь такие ужасные вещи?

– Я просто вам сочувствую, – ответила Кеттл.

Роберт вышел из кухни в гостиную и уселся там в одиночестве. Он возненавидел Кеттл, которая заставила его думать, что «Сен-Назер» по справедливости должен принадлежать им. Он больше не плакал от тоски по усадьбе, но хорошо помнил каждый ее уголок. И пусть ее отобрали, воспоминания у него никто не отнимет. Роберт закрыл глаза, вспоминая, как однажды поздним вечером они с папой возвращались домой через Бабочковый лес. Дул сильный ветер, сметал треск сучьев и птичьи пересвисты, разнося их среди шуршащих сосен. Из леса они вышли, когда уже совсем стемнело, но еще можно было различить бледные побеги винограда, змеившиеся по вспаханной земле, и Роберт впервые увидел высверк падающей звезды, перечеркнувший край черного-пречерного неба.

Кеттл права, усадьба была роднее лондонского жилья. Для него она была первым родным домом, единственным и неповторимым, а в воспоминаниях – еще прекраснее. Роберту не хотелось туда возвращаться, не хотелось, чтобы усадьбу вернули, потому что тогда он наверняка в ней разочаруется.

Роберт заплакал, но тут Кеттл торопливо привела Томаса в гостиную.

– Ампаро вам с Томасом подыскала кино. Вот как перестанешь дуться, можете посмотреть. Она говорит, что ее внуки от этого фильма без ума.

Томас с коробкой DVD подбежал к Роберту:

– Бобби, тут про ковер-самолет!

Роберта рассердила несправедливость обвинения – он вовсе не дулся, – но фильм все-таки хотелось посмотреть.

– Нам не разрешают смотреть кино по утрам, – заявил он.

– В таком случае скажешь отцу, что вы играли в скрэббл или занимались чем-нибудь высокоинтеллектуальным, он не рассердится, – посоветовала Кеттл.

– Но это же неправда, – возразил Томас. – Мы ведь будем смотреть кино.

– Боже мой, вам не угодишь, – вздохнула Кеттл. – К счастью, старой глупой бабушке придется вас покинуть. Ненадолго. И если вас устроит развлечение, которое я вам предлагаю, то попросите Ампаро, она поставит вам кино. А если нет, то на кухне есть свежий выпуск «Телеграфа». Я больше чем уверена, что к моему возвращению вы закончите решать кроссворд.

На этой триумфальной ноте Кеттл, измученная своими разбалованными внуками с излишне тонкой душевной организацией, отправилась в кондитерскую «Валери» пить кофе с вдовой бывшего посла в Риме. По правде говоря, Наташа была ужасной занудой; можно подумать, что ее вечные «как сказал бы Джеймс», «как считает Джеймс» кому-то интересны. Но все-таки важно не забывать старых друзей.