Единственной антисоветчиной, которую я слышал в семье, был пересказанный со смехом диалог моего старшего двоюродного брата из Украины и моей бабушки. Когда Саша (так зовут брата) приехал на экскурсию в Москву, его, конечно, повели в Мавзолей. Вернувшись домой в Украину в восторженных чувствах, он бросился к бабушке с криком: «Я видел Ленина!» На что она ему хмуро ответила: «Так что ж ты ему в морду не плюнул?» Украинская часть семьи хохотала, а я был в полном шоке. Ленин, несмотря на общее критическое отношение к советской пропаганде и понимание, что она врёт, был совершенной святыней. Детская клятва «Лениным клянусь» в иерархии стояла даже выше, чем «клянусь сердцем матери». В учебнике можно было пририсовать усы кому угодно (особой популярностью пользовались гитлеровские усики), но только не Ленину. Мне потребовалось какое-то время, чтобы набраться смелости и выяснить, почему же моя любимая бабушка так не любит «самого лучшего из людей». Оказалось, что всё дело в истории бабушкиной семьи. Она была одиннадцатым, самым младшим ребёнком и единственной девочкой. Хозяйство, в котором одиннадцать мужчин работали с утра до вечера, было весьма зажиточным. Их дом — первый в деревне, крышу которого покрыли железом. Они даже построили мельницу — признак неслыханного богатства. А потом пришли колхозы и всё отняли. И хотя семье моей бабушки, в отличие от тысяч других кулацких семей, удалось избежать высылки в Сибирь, их выгнали из дома и переселили в их собственный сарай. Кровельное железо — предмет зависти всей деревни — сорвали, отвезли в город, там продали, а деньги, согласно семейной легенде, «пропили в сельсовете». В пропитые деньги я тогда не поверил (сейчас в этом не сомневаюсь), но чувства бабушкины понял и Ленина с ней больше не обсуждал, сосредоточив свои идеологические усилия на попытках доказать ей, что Бога нет.
Значимой идеологической диверсией, повлиявшей на меня и превратившей в маленького диссидента, была музыка. Кассетного магнитофона у нас не было, но те, у кого он был, имели доступ к музыке совершенно потрясающей — року! Официально она осуждалась: считалось, что она аморальна и оболванивает молодёжь, но я, открыв рот, смотрел телепередачи, критиковавшие западную музыку, потому что в них были вкраплены кусочки критикуемого. Они выглядели очень круто — куда круче, чем лауреаты премии «Песня года». Однажды, когда Коммунистической партии, видимо, понадобилось дать особо жёсткую отповедь молодёжи, тянущейся к западной музыке, по телевизору вышла специальная пропагандистская передача. Называлась она как-то вроде «В жестоком мире шоу-бизнеса». Одним из главных отрицательных примеров, призванных оттолкнуть советских телезрителей от тлетворного влияния Запада, была группа Kiss. Их характеризовали как милитаристов и разжигателей войны. Ss в конце названия — это, конечно же, указание на карательные войска нацистской Германии: «Обратите внимание, уважаемые телезрители, что и стиль изображения ровно такой же, как на фашистских шевронах». Несколько секунд на экране мелькали лица музыкантов в их легендарном боевом раскрасе. Знаменитый высунутый изгибающийся язык Джина Симмонса — какие это были прекрасные несколько секунд! Как я надеялся, что передачу потом повторят для усиления пропагандистского эффекта (так часто делали на советском телевидении)! К сожалению, пропагандисты, видимо, поняли свою ошибку и повтора не было, но я, конечно же, всё равно украсил надписью KISS большое количество заборов.
Класса до шестого я вообще не видел человека, побывавшего за границей, за одним исключением. Подруга моей мамы, тётя Лена, работала в Зеленограде на заводе, производившем электронику, и однажды «по профсоюзной линии» поехала в Югославию. Понятно, что человек, съездивший за границу (путешествие, абсолютно недоступное 99,9 % советских граждан), должен привезти всем импортные подарки. Также понятно, что на всех подарков не напасёшься, но хоть какие-то мелочи всё-таки нужны. Мне достался бумажный пакетик сахара из самолёта с английской надписью Aeroflot. Технически он даже не был подарком из-за границы, но выглядел настолько шикарно и загранично, что моментально занял центральное место в моей коллекции детских сокровищ.