Патриот

Я вообще сентиментальный человек — покажите мне фильм про одинокую собачку, и я буду рыдать в три ручья. А тут, понятное дело, такой эмоциональный момент. Меня запихнули в крохотный металлический «пенал» автозака. Колени упираются в дверь. Глаза полны слёз благодарности к тем, кто меня поддерживает. Хочу вытереть их рукой и вдруг вижу камеру. Она слева, на уровне моих глаз, сантиметрах в пятидесяти от меня.

«Ну уж нет, — думаю, — хрен вам, а не кадры „Навальный плачет в автозаке после ареста“». Просто шмыгаю носом и концентрирую внимание на собаке. Она была на улице на поводке у полицейского, и сейчас они зашли внутрь. Мне её видно через решётку двери. Это не овчарка и не другая собака того типа, что используют для охраны арестантов, а стаффордширский терьер. Пёс сильный и зубастый, но совсем без шерсти. «Ему же страшно холодно, — думаю я, — сначала на снегу, теперь на железном полу».

Поехали, скандирование затихло. Слышу, как у сопровождающих машин завыли сирены, вижу всполохи мигалок. Самодовольно думаю о том, что не только Путина возят по Москве кортежем с мигалками.

Остановились. Одни ворота. Вторые ворота. Третьи.

— Выходите.

Невзрачное крылечко. Стоят несколько человек.

— Фамилия?

— Навальный.

— Статья?

— У меня нет статьи. Я пока задержанный. Меня сюда незаконно привезли.

— Проходите.

Когда-то мой адвокат Вадим Кобзев, рассказывая об одном из своих клиентов — руководителе банды киллеров, сказал, что тот сидит в спецблоке «Матросской тишины». Это было в 2012 году, но я очень хорошо запомнил этот разговор, потому что на вопрос: «Что за спецблок?» — Вадим без улыбки ответил: «Когда тебя посадят, Алексей, не сомневайся, ты будешь сидеть в этом спецблоке».

Мы зашли в комнатку. Шесть или семь офицеров охраны. У каждого на груди видеорегистратор. В миллионный раз за последние два дня записывают мои анкетные данные.

— Ну чего, — спрашиваю, — когда вы меня поведёте в ваш знаменитый спецблок?

Охранники весело переглядываются:

— А вы уже в нём.

Раздеваешься догола. Каждый предмет пропускают через рентген. Шучу про напильник в носке. Молчат. Им тоже запретили разговаривать.

Матрас. Подушка. Миска. Ложка. В 2013 году меня сажали на пять лет, и, хоть и выпустили на следующий день, процедура мне знакома.

Камера небольшая и чистая, но в ней совсем пусто.

— Дайте, пожалуйста, книжку.

— Завтра напишите заявление в библиотеку.

— А сейчас? Делать-то нечего. Скучно.

— Сейчас нельзя.

— А газету можно?

— Газету нельзя.

«Что же я буду делать остаток вечера?» — думаю я. Знаю, что лечь спать по правилам нельзя.

— Ну хотя бы бумагу и ручку дать можете?

— Это пожалуйста.

Так я эту главу и написал.

Глава 8

Кто бы мог предположить, что эти шестьсот долларов станут лучшей инвестицией в моей жизни! А тогда я был просто в ярости, что придётся их потратить. С ужасом думаю о том, что мог бы отказаться их платить. А такая мысль была — не из-за размера суммы (хотя это была половина моей месячной зарплаты), а из гордости: почему я должен платить, а остальные нет? Это унизительно.

Я — юрист в компании крупного московского девелопера. Ну вы понимаете, что такое девелоперы в лужковской Москве девяностых. Неси деньги Лужкову, его заместителю — легендарному Владимиру Ресину, посадить которого за взятки уже тогда требовал каждый нормальный человек, так откровенно и цинично он действовал (и снова ирония: так много я боролся с Ресиным и расследовал его делишки на всех стадиях своей карьеры, но пишу это в тюрьме, а 85-летний Ресин сидит в Госдуме, он старейший депутат и представляет путинскую «Единую Россию»), — и будешь строить. В наш холдинг входило несколько компаний, сидевших в разных офисах в Москве, но головной находился по адресу: Никитский переулок, дом 4, строение 1. И этот адрес полностью совпадал с адресом Департамента строительства Москвы, возглавляемого тем самым Ресиным. У лужковской жены тоже был там офис, кстати. В общем, тёплая компания бизнесменов, обладающих «уникальными деловыми связями».

Денег у нас много, на дворе конец девяностых, цены на московскую недвижимость ставят рекорды, и девелоперы процветают.

Структура владения нашей фирмой мне пока не очень понятна, хотя разобраться при желании и наличии любопытства несложно, я же юрист. А поскольку я ещё и знаю английский, мой начальник Саша только и мечтает скинуть на меня огромные коробки с документами на кипрские офшоры владельцев. Я пару раз заглядывал туда в поисках паспортных данных — там такой бардак, что я пока предпочитаю держаться подальше от этих тайных знаний. Мне и без офшоров понятно, что в нашей части холдинга главный чувак — тот, кто приезжает ко входу на восхитительном «мерседесе» (S-класс, 140-й кузов, двигатель шесть литров — то был период моего преклонения перед дорогими машинами), с джипом охраны, которая, как в кино, разбегается, зорко смотрит в разные стороны и обеспечивает безопасный и стильный проход в здание. Не уверен, что это давало больше безопасности, но точно означало, что в подъехавший лифт тебя не пустят.