Это очень распространённое клише — разговоры про «химию» между людьми, но я, если честно, думаю, что эта самая «химия» и правда существует. И «любовь с первого взгляда» существует — я тому живой пример. Сейчас, когда я пишу это, мы с Юлей вместе уже двадцать четыре года. И иногда люди помоложе или журналисты, которым хочется задать какой-нибудь «оригинальный» вопрос на интервью, спрашивают меня: мол, в чём секрет успешного брака? А я понятия не имею. Огромная доля успеха просто в везении. Мне повезло встретить Юлю. Если бы я её не встретил, то, возможно, сейчас был бы другим человеком, трижды разведённым, одиноким, и по-прежнему искал бы кого-то.
Так что если и есть какой-то секрет, то он в везении и таком феномене, как «родственная душа». Я уверен, что у каждого она есть. Когда ты встречаешь свою родственную душу, ты просто сразу понимаешь: это она.
Конечно, брак — это работа (ещё одно клише, но в него я тоже верю). Постоянно приходится идти на множество компромиссов. Мы с Юлей — обычные люди, мы спорим и ругаемся, но всё равно где-то внутри всегда есть чувство, что это твой самый близкий человек на земле. Ты любишь её, а она любит тебя. Ты поддерживаешь её, а она поддерживает тебя. Все твои лучшие моменты — с ней.
В России, если ты занимаешься политикой, да ещё и не поддерживаешь власть, тебя в любой момент могут арестовать. В твоём доме будут проводить обыски, твои вещи будут конфисковывать. Заберут телефоны у твоих детей и ноутбук у твоей жены. Однажды у нас на обыске чуть было не изъяли телевизор. Но я ни разу не слышал от Юли ни одного упрёка. Мало того, из нас двоих она придерживается даже более радикальных взглядов. Юля всегда была очень погружена в политику, и она ненавидит людей, захвативших власть в нашей стране, наверное, даже сильнее, чем я. И я думаю, что она никогда не жаловалась не потому, что держала всё в себе, а потому что думает так же, как я. И это мотивирует меня делать то, что я делаю.
Глава 9
В 1999 году, когда Путин только пришёл к власти, многие были от него в восторге: потому что молодой, потому что не пьёт, как Ельцин, потому что говорит вроде правильные вещи. Это укрепляло надежду, что всё наконец-то будет как надо. Меня эти разговоры очень раздражали. Мне категорически не нравилась концепция «преемника» — я хотел настоящих конкурентных выборов. Если представить, например, что Путин — коммунист, вёл избирательную кампанию и честно победил, я бы хоть и очень расстроился, но согласился бы с результатами. Однако тут ситуация была ещё хуже: это был не просто преемник, а человек, которому вручили страну в подарок за лояльность и готовность обеспечить безопасность бывшему президенту и его семье. Я сразу понял, что не верю ни одному его слову. Назначение Путина вызвало у меня не просто разочарование, а желание ему противостоять. Я не хотел, чтобы такой человек был лидером моей страны.
Теперь я иногда думаю, что моё решение вступить в партию выглядело странно, но тогда я прямо что-то почувствовал. Я хотел зафиксировать себя на противоположной стороне политического поля, как можно дальше от Путина. Чтобы потом, когда я уже буду дедушкой, я мог бы говорить своим внукам: «Я был против с самого начала!»
Оставалось только выбрать, куда вступать.
Коммунисты по-прежнему были крупнейшей организацией и очевидным решением для человека, который хотел заявить о своей оппозиции преемнику Ельцина, но один намёк на советское прошлое действовал на меня как красная тряпка на быка. Даже гипотетический разговор о том, чтобы присоединиться к коммунистам, был невозможен. ЛДПР (Либерально-демократическая партия России) тоже отпадала. Хоть она и была заметна и вроде как тоже в оппозиции, я просто не верил, что её лидер, Владимир Жириновский, намерен в самом деле противостоять действующей власти.
На демократическом фланге были «Союз правых сил» и «Яблоко», но если в СПС входили крупные и вполне состоявшиеся чиновники типа Чубайса и Немцова (как мне тогда казалось — какие-то комсомольцы), то в «Яблоко» скорее милые ботаники. Они на тот момент были единственной по-настоящему демократической партией и открыто выступали против Путина.
Может быть, я колебался бы дольше, но тут пошли первые разговоры о том, что проходной барьер в Думу поднимут с пяти до семи процентов, и возникли сомнения, что демократы смогут этот новый барьер преодолеть. Это мне и помогло определиться. Я хотел ясно обозначить свою позицию — из принципа пойти и вступить. И я отправился в офис «Яблока» на Новом Арбате.
Не так я себе представлял штаб-квартиру парламентской партии! Я ожидал, что окажусь в солидной организации, поэтому даже надел костюм и приехал на машине. Подготовил речь о том, что я юрист, увлекаюсь политикой и хотел бы найти какую-то возможность на волонтёрских началах им помогать. Но в офисе «Яблока» царил страшный бардак, никто явно не знал, что со мной делать. На меня просто посмотрели как на сумасшедшего и отправили в отделение партии по месту жительства.