Читаем Патриот полностью

Мокрая подмосковная грязь летела в лобовое стекло, как будто выплюнутая из циклопического рта. Колёса грузовиков взрывали длинные лужи. Рекламные щиты клялись сделать счастливым любого, кто сменит старый тариф на новый. Быстро темнело. Дождь усилился. Фиолетовый свет фар залил проспекты. Наконец, Знаев доехал, включил сигнал поворота и долго смещался вправо, поперёк хода самосвалов, троллейбусов и жёлтых такси; все как один недовольно ему гудели и даже препятствовали; в какой-то момент Знаеву захотелось остановить машину посреди потока, выйти и надавать по ушам особенно ретивому таксисту, – но не вышел, преодолел позыв к агрессии. Кому бибикаешь, друг? Кого стращаешь, кому моргаешь дальним светом? Меня уже нет, я не тут, я ушёл.

Завтра ты будешь так же изнывать от духоты, пробок и жадности клиентов – а мне дадут автомат и прикажут стрелять во врагов.

Дождь бодрит, он входит в правила игры. Дождь в дорогу – хорошая примета.

Знаев паркует машину и идёт к дверям ресторана, в голове гудит главная тема из фильма «Через тернии – к звёздам», благородный синтетический звук, на голову и плечи во множестве падают дождевые капли, твёрдые, как пули, тротуар у входа покрыт белой пеной, по краю проезжей части стремительный мутный ручей влечёт окурки и конфетные бумажки, и мимо пробегают две хохочущих девчонки, насквозь мокрые и счастливые.

Но Знаева уже нет здесь. Только малая его часть осталась на мокром тротуаре, у мерцающего входа в кабак.

Внутри – сухо, опрятно, запах корицы и коньяка. В дальнем конце барной стойки печальный коммерсант листает записную книжку и сосёт из стакана жёлтое. Музыка гудит в ушах, заставляет дышать глубже и смотреть пристальней. Музыка сегодня скучная, один за другим тянутся каверы «Nirvana» и «Depeche Mode», записанные богато, но уныло.

Столик, за которым обычно сидел колдун, был пуст, надраен до блеска и защищён от вторжения табличкой «Reserved». Табличка не смутила Знаева, он выдвинул табурет и сел. Не на место колдуна, а напротив, – туда, где сидел сам в прошлый раз.

Всё так и должно быть. Желающий приобщиться – приходит и терпеливо ждёт. Столик забронирован. В нужный момент колдун материализуется из воздуха.

Знаев заказал бокал белого сухого, набрался терпения и стал ждать.

Рядом два стола были сдвинуты, шумная компания девушек продвинутого возраста отмечала какую-то сугубо корпоративную удачу – повышение по службе или что-то в таком роде. Девушки бегло осмотрели соседа, но никаких сигналов не послали, ни глазами, ни словами; все отвернулись. Сначала это слегка покоробило Знаева, затем он вспомнил, что его здесь уже нет, он уехал. Сорокалетние дамы, существа опытные и чувствительные, а после выпитого – втройне чувствительные, сразу поняли.

Впрочем, они были красивы, разговаривали громко, ругались скупо и элегантно, смеялись музыкально, лифчики поправляли решительно, формулировали витиевато; Знаев пытался подслушивать, но слишком частое повторение слов «эйчар» и «коуч» быстро ему надоело; через каждые десять минут дамы доставали смартфоны и принимались азартно демонстрировать друг другу какие-то фото и видео; короче говоря, им никто не был нужен в этот вечер. Знаев потребовал второй бокал, а затем и третий.

Вино его не брало, а употреблять крепкое перед встречей с важным человеком не позволяло воспитание.

Но колдун не появлялся. И тонкая ткань пространства не собиралась в складки, не посылала никаких намёков на его скорое возникновение.

В какой-то момент Знаев решил, что это глупо. Ждать появления человека, которого, скорее всего, вообще не существует. Удолбаный таблетками бывший банкир сам его вообразил, и сам себе поверил.

После четвёртого бокала он наконец опьянел и, возможно, задремал на несколько мгновений, поскольку не заметил момента появления колдуна; тот возник бесшумно, моментально. Выглядел слегка возбуждённым, обыкновенным, невыносимо настоящим. Двухметровый, широкоплечий, длиннорукий, загорелый до кирпичного цвета, с молодой жилистой шеей – мужчина без возраста. С выгоревшей брезентовой куртки, насквозь мокрой, стекали капли. На соседнем стуле лежал его армейский вещмешок, плотно набитый.

– Уезжаешь? – осведомился Знаев.

– И ты, – ответил колдун.

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Угостишь? – спросил колдун. – А то я пустой совсем.

– Для меня это честь, – обрадованно сказал Знаев и махнул рукой официанту.

Колдун посмотрел на стоящий перед Знаевым бокал с вином и попросил шесть порций того же самого. Официант кивнул и ушёл, но табличку со стола не убрал, и Знаев расстроился. Надежда на то, что колдун реален, пошатнулась.

Знаев оглянулся на девушек за соседними столами – они были заняты друг другом. Оставив одну товарку охранять сумочки, прочие снялись и вышли курить, вертя в пальцах тонкие сигаретки.

Его никто не видит, понял Знаев. Его вижу только я. Всё пропало.

– Куда едешь? – спросил он.

– Домой, – ответил колдун, вытирая ладонью мокрый голый череп. – К себе. А ты?

– Я тоже.

– На войну?

– Может быть, – аккуратно ответил Знаев. – Но как ты догадался?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги