Нервы у Паши сдают, он поворачивается и убегает.
В конце коридора одна дверь ведёт в кухню, разящую запахами жареного, другая – в туалет, оборудованный по последнему слову техники, голубой кафель, светодиоды; но Паша предпочёл скрыться в баре, тёмном и пустом, прохладном пока.
Ты идёшь следом. Навстречу уверенно выдвигается из-за барной стойки крупный малый с бульдожьими складками на угрюмом лице, руки татуированы от запястий до плеч; Паша прячется за его спиной с самым позорным видом.
– Мы закрыты, – надвигаясь, произносит крупный малый с натужной вежливостью. – Что вы хотели?
– Поговорить, – дружелюбно отвечаешь ты и киваешь на Пашу. – С ним. Пять минут.
Крупный малый качает головой.
– Не получится. Человек занят. Работает. Говорить ни с кем не хочет. До свидания.
Те же люди, которые сообщили тебе адрес, ещё добавили, что Паша – отнюдь не хозяин точки, и даже не в доле, всего только наёмный мальчик на побегушках, и главная его задача – следить, чтоб бармены и официанты не воровали алкоголь. Паша нанят по знакомству. После того, как Знаев ликвидировал банк, Паша Солодюк несколько лет бедовал и пьянствовал. Если бы школьные товарищи не подтянули Пашу в ресторанный бизнес, он бы, скорее всего, окончил свои дни где-нибудь в канаве, упившись палёной водки.
– Честное слово, – произносишь ты, улыбаясь и поднимая ладони. – Никакого хулиганства. Павел Аркадьевич – мой старый друг. Практически родственник. Можем поговорить в вашем присутствии.
Крупный парняга медлит.
– Там на стоянке, – добавляешь ты, – стоит мотоцикл. Ваш?
– Мой.
– Задняя резина – лысая. На такой резине в дождь уже нельзя гонять.
– Я в курсе, – враждебно отвечает крупный. Но ты уже смотришь не на него, а на Пашу, – он так и держится позади своего защитника, хотя уже успокоился, лицо снова приобрело багровый цвет. У Паши полнокровие. Бывает, от сильного волнения у Паши идёт носом кровь. Паша Солодюк не самый приятный человек, рыхлое его тело незнакомо с физическим трудом, у него нет двух передних зубов, а под маленькими глазками – красноречивые мешки с багровыми прожилками. Паша, конечно, пить не бросил, просто начинает теперь не с утра.
От него пахнет кухней, перегаром и апельсиновой жвачкой.
Ты произносишь ещё какое-то количество мирных фраз, обещаешь и клянёшься. Наконец, Паша понимает, что ведёт себя недостойно, не по-мужски, и соглашается. Выходите на задний двор. Крупный мотоциклист движется следом, останавливается в дверях, складывает руки на мощной груди и наблюдает с расстояния в тридцать шагов.
Паша напряжён. Возможно, он ожидает зуботычину или удар ножом в живот.
Ты суёшь руки в карманы и объявляешь:
– Я встречался с Молниным. Он меня прессует. Он устроил ментовской наезд. На основании твоего заявления. Меня допрашивали. У меня был обыск.
Глаза Паши слегка слезятся.
– Ничего про это не знаю, – холодно отвечает он.
Ты хорошо помнишь, что Паша никогда не умел врать, ложь мгновенно отражалась во взгляде, в суетливом подёргивании подбородка, в запахе даже; соврав, Павел Аркадьевич немедленно начинал исходить ядрёным по́том. Удивительно, что такой человек полжизни провёл, занимаясь торговлей чёрным налом; без постоянной, ежедневной мелкой и большой лжи в этом бизнесе нельзя продержаться и недели.
– Ты говорил, что забрал заявление.
– Я забрал! – сразу восклицает Паша. – Клянусь.
– А потом снова написал.
Паша качает головой.
– Я тут ни при чём. Отвечаю. Мне это не надо. Я работаю в ресторане. У меня всё ровно.
– «Тихий омут». Это ты придумал название?
– Вместе придумывали, – отвечает Паша с заметной гордостью и кивает в сторону крупного приятеля, который никуда не ушёл, продолжает терпеливо наблюдать, подпирая ободранную стену. – А что?
– В тихом омуте черти водятся. Знаешь такую поговорку?
– Конечно, – отвечает Паша. – В этом весь смысл.
– А ты здесь – самый первый чёрт.
Паша гордо вскидывается.
– Давай без оскорблений. И вообще – у меня работа, я реально занят… Что конкретно тебе надо?
– Я приехал сказать, что ты победил. И Молнин тоже. Скорее всего, я продам магазин. Так что – радуйся. У тебя получилось. Ты хотел мне нагадить – и нагадил.
– Я не хотел гадить! – нервно возражает Паша. – Только наказать.
– Называй как хочешь. Ты рад?
– Нет, – отвечает Паша с вызовом. – Я давно всё забыл. Наши с тобой дела – давно в прошлом. У меня другая жизнь… Ты сам говорил: каждые семь лет мы живём заново… Вот я – живу заново.
– Молодец. У меня к тебе просьба. Последняя.
– Всё, что в моих силах, – церемонно обещает Паша.
– Скажи, сколько тебе заплатили.
Паша вздрагивает.
– Сколько тебе дал Молнин? Чтоб ты снова написал заяву?
– Я не писал! – восклицает Паша, но ты перебиваешь:
– Не ври, ради бога. Ты не умеешь. Скажи, сколько, – и я сразу уйду. Что тебе, трудно? Я специально приехал. Чтоб ты был в курсе. Лично от меня услышал. У вас получилось, Знаева нагнули тихо и быстро, он на всё согласен, многоходовочка срослась, вы победили.
– Я не при делах, – упрямо отвечает Паша и переступает с ноги на ногу, примериваясь уйти.
– Сколько ты на этом поднял, Паша? Тысяч пятьдесят долларов?
Паша смеётся.