В свою очередь, Рогачев позвонил нескольким влиятельным звездам шоу-бизнеса, из числа тех, кто собирает стадионы, и под их подписью в газете также стали появляться разного рода статьи, сочиненные от начала до конца и написанные специально нанятыми для этого вчерашними выпускниками литературных институтов, в простонародье именуемыми «неграми». Фантазия Киры била через край, и через какое-то пустяковое время Гера уже держал в руках первый номер журнала «Буржуй» с его, Германа Кленовского, довольной, улыбающейся физиономией, глядящей с глянцевой обложки. Журнал с таким, не очень удачным в стране победившего как-то раз социализма названием решительно никто не хотел покупать обычным образом, и Гера пристроил «Буржуя» в бесплатные стойки при входе в рестораны, обзвонив знакомых ему еще по работе в «Рикарди» рестораторов. Рогачев стал подсовывать Гере молодых «сынков» и «дочек» нужных людей. Сынки и дочки пыжились, пытаясь казаться важными, и писали какую-то восхитительную чушь в легком миноре, от которой за версту разило незнанием вопроса и юношеским пухом над верхней губой. Однако и они нашли своего читателя: сверстники из числа «офисного планктона» с удовольствием читали коротенькие мысли соколят Рогачева и, будучи приученными корпоративным кодексом не пытаться читать между строк, а в зеркале не пытаться увидеть ничего, кроме собственного отражения, симпатизировали смешным попыткам сынков и дочек казаться битыми, мятыми и тертыми калачами. Сам Герман корчился от смеха, когда читал рассказики своего постоянного автора с простенькой фамилией Волошина. «Это абсолютно непроходимая дура, — отрекомендовала Волошину Кира, — но быдляку понравится, вот увидишь. Таких дур, особенно в «ЖЖ», половина Рунета». Волошина, отчего-то избравшая себе в «ЖЖ» неласковый ник Сучка, слыла в «Оке» консультантом по вопросам межполовых отношений. С придыханием и многозначительными многоточиями писала она о нелегкой жизни своих гламурных подруг, которых бросали их столь же гламурные друзья, о любовных приключениях тех же подруг на гламурных курортах вроде Сан-Тропе, куда сама Волошина ездила четыре раза, сопровождая одного 60-летнего «папика», и с тех пор круто «забурела». Всех этих авторов колонок Гера именовал не иначе как «наши колумнисты», вычитав модное словечко где-то, кажется, в «Boston Globe».
Предстояла командировка в Штаты, куда Гера очень хотел отправиться вместе с Брикер, но мстительный и вредный Рогачев, с каменным лицом выслушавший от Германа новость о том, что Кира теперь работает в «NMD», заявку на Брикер аннулировал, заявив, что, мол, «не хрена за казенный счет болт смазывать, Гера». Американское посольство, которому было наплевать на статус какого-то там Кленовского, ссылаясь на большие очереди и колоссальный объем работ, выдало Гере приглашение на собеседование на дату, наступающую только через две недели. Это время они с Кирой использовали с большой пользой: страшно и напропалую кутили в ресторанах и клубах, занимались сексом везде, где позволяли условия, в том числе и на том самом диване в Герином кабинете, иногда понемножку нюхали кокаин, к которому Гера вновь стал испытывать симпатию.
И вот однажды, лежа в постели, Кира подняла вверх свою красивую ногу и принялась поглаживать ее, что-то бормоча себе под нос. Герман с удивлением поглядел на ее странные действия и наконец спросил, что это такое она изображает. На что Кира ответила:
— Я придумала одну восхитительную пакость.
— Вот как, — усмехнулся Герман, — для кого?
— Как ты, однако, точно сразу ставишь вопрос, милый. Сразу видно, что у тебя за плечами большая школа. Пакость для всех, и, что самое главное, никто не поймет, что именно он за эту пакость только что заплатил деньги и, притом относительно немалые.
— Ну, давай, не томи. Рассказывай.
Она начала говорить, делая между словами удлиненные паузы:
— Нам… нужен… борец… с фашистами.
Гера даже приподнялся на локте:
— С кем?! С чем?!
— С фашистами. В Интернете заведутся страшные фашисты и станут собирать в «ЖЖ» свои мюнхенские пивные сходки или что-то в этом роде. Сделают сайты. Надо будет подумать над дизайном. А он станет их клеймить позором.
— Зачем все это? Я что-то не улавливаю.
Кира в притворной ярости оседлала Геру и ласково, словно большая игривая кошка, не выпускающая когтей, мягко вцепилась в его горло:
— А затем, р-рр! Тебе надо повышать национальную терпимость среди почтеннейшей публики?
— Ну, конечно, надо. Нам ведь не нужны революции, малыш. И война гражданская тоже не нужна. Только зачем ради этого придумывать именно фашистов, я не понимаю. Есть ведь какие-то там депутаты, которые вроде как пытаются что-то там такое заявить про избранный путь народа-богоносца, и есть те, кто их слушает. Давай, может, лучше направим активность против них.
— Их и так козлят все кому не лень, — резко ответила Кира и легла рядом, прижавшись к Гере. Совсем уже другим тоном, ласково сказала: — Это Достоевский придумал про народ-богоносец. Хотел отнять у нас титул.