Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе

Регулятивная идея: геополитическое мессианство, вера в особое предназначение русских в планетарном противостоянии сухопутных и морских цивилизаций.

Конституирующая основа: понимание русской нации как органического единства социокультурного и географического ландшафтов.

Основа концептуализации: генерализация географической (геополитической) субидентичности (Россия – Евразия) по сравнению с другими, значимость которых при этом не отрицается.

Связь времен: сохранение цивилизационной преемственности, сочетаемое с технической модернизацией и гибкой трансформацией политических институтов, консервативно-революционный характер.

Тождественность регулятивной идеи архетипу мессианства и сохранение в качестве конституирующей основы восточного, органического понимания нации во всех случаях будет означать парадигмальное единство рассматриваемых версий национальной идентичности. В противном случае, т. е. при смене базовой регулятивной идеи на противоположную, можно говорить о радикальном разрыве цивилизационной преемственности даже при кажущейся схожести внешних социокультурных и политико-правовых форм. При этом полиморфизм патриотического дискурса при дуализме базовых регулятивных установок объясняется возможностью генерализации какой-либо одной субидентичности, на базе которой происходит концептуализация национальной идентичности в целом. Актуальность политической самоидентификации российского переходного общества объясняется тем, что в основу ряда модернизационных проектов заложена принципиально иная регулятивная идея, основанная на рационально-этатистском, западном понимании нации, отрицании исторического предназначения русского народа, что радикально обрывает прежнюю логику национально-патриотической преемственности.

Таким образом, можно сделать вывод, что в основе концептуализации российской национальной идентичности и патриотизма лежит национальный миф (регулятивная идея), функционально обеспечивающий динамическую иерархизацию субидентичностей, конституированных специфическим пониманием природы нации, в конкретных исторических условиях в целях сохранения их преемственности общему мессианскому вектору. Смена регулятивной идеи ведет к кризису национально-патриотической идентичности и разрыву исторической преемственности даже при сохранении прежнего набора субидентичностей и внешней схожести частных политико-правовых форм.

Глава II. Эпоха перевоплощений: мировой тренд и русская специфика (В.Н. Расторгуев)

1. Самоидентификация и мультикультурализм: где пролегает граница между нормой и социальным недугом?

Чем объяснить небывалый всплеск интереса к поиску культурной идентичности, механизмам идентификации и самоидентификации? Еще вчера эта тема интересовала немногих узких специалистов, этнологов и политологов, культурологов и, разумеется, психиатров, что вполне понятно: с чего это вдруг человек или целый народ начнет ломать голову над своей же идентичностью, под которой понимается обычно всего лишь тождество себе самому? Разве это тождество – не норма норм? Разве сомнение в нормальности нормы может стать нормой? Но сегодня выясняется, что даже сугубо академические исследования этих явлений, чуждые всякой политизации, всё чаще несут в себе мощный политический и геополитический заряд, легко облекаются в технологии воздействия на огромные массы и уже открыто используются при переделе мировых ресурсов. Впечатление такое, что вся планета стала фабрикой глобальной переидентификации миллионов и даже миллиардов (!) людей, а тема идентичности превратилась в ахиллесову пяту всего традиционного общества.

Площадка для «перековки идентичностей» подготовлена размыванием культурных и политических границ после того, как принцип незыблемости послевоенных границ ушел в небытие вслед за крахом биполярной системой, стало нормой ослабление и планомерное разрушение национальных суверенитетов. Не менее существенную роль сыграло совершенствование технологической базы массовых перевоплощений, в том числе стирание различий между виртуальной реальностью и «просто» реальностью, между проектированием будущего и прошлым. В заново переписанном прошлом мы всё чаще обнаруживаем те же самые скрытые проекты из несуществующего завтра, когда растворяется грань между идентичностью как тождеством себе и идентичностью как тождеством фантому, чужому проекту.