Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе

И речь здесь идет не о том лишь, что истории пишутся, редактируются и бесконечно переписываются и фальсифицируются с учетом вкусов времени, моды и воли писца или заказчика. И не в том дело, хотя это очень важно, что истории рассказываются и пересказываются в соответствии с правилами построения рассказов – от зачина до поучения, от построения сюжетной линии с встроенной интригой (скрытым интересом), которая при ближайшем рассмотрении оборачивается интригой политической – интересами групповыми и партийными, тоже тщательно скрытыми. Разница в том, что интрига в рассказе откроется по прочтении, а политическую можно только реконструировать или просто домыслить. Но нарративация истории – только одна сторона «перековки идентичностей».

Главное в другом – в скрытых «узелках на память», остающихся в недрах никому и никогда не рассказанной истории, в том числе и той реальной, которая не открывается мыслителям, просветителям и популяризаторам. Не открывается не потому, что ждет более прозорливых, а по причине иного рода: человеческая мысль – не Высший Промысл. Да и нельзя пересказать живую историю, как нельзя пересказать остывшую боль или страсть. Можно только показать, изобразить с той или иной степенью достоверности. Скрытые, никем не рассказанные и до времени не состоявшиеся сюжеты живой истории – это и есть «узелки на память». Причем имеется в виду не личная и не коллективная память, а нечто иное – память социоприродных систем о тех «развилках», то есть альтернативах и возможностях, от которых люди отказались, либо не желая отклониться от избранного курса, либо просто не заметив упущенные возможности. Но упущенные шансы – не всегда утраченные безвозвратно: вернись на шаг – и откроются снова. Возможно, что откроются…

Поэтому история не только имеет сослагательное наклонение, но и сама может наклонить кого угодно. Так что же произошло с сознанием миллионов, как случилось, что очевидные культурные, этнические, религиозные и прочие отличия, которые воспринимались как данность, стали предметом массового интереса и одновременно – едва ли не основным инструментом большой политики и даже геополитики? Самый простой способ объяснения – анализ радикальных изменений, произошедших на рубеже тысячелетий в сфере мировой политики, и их сопоставление с изменением самоидентификации. Правда, такое сопоставление вряд ли может служить бесспорным основанием для вывода, поскольку здесь легко спутать причины и следствия: то ли политика влияет на самоидентификацию, то ли всё происходит с точностью до обратного, когда идентичность самопроизвольно мутирует и сама «строит» политиков? К тому же при желании легко обнаружить множество иных факторов, способных повлиять и на процесс самоидентификации, и на политическую динамику.

Автор одной из наиболее известных, целенаправленно раскрученных и потому действительно влиятельных теорий, раскрывающих природу культурной переидентификации, С. Хантингтон предлагает вполне убедительный на первый взгляд анализ происходящего. По его мнению, после окончания холодной войны наиболее важными различиями между людьми стали уже не идеологические, не политические или экономические различия, а культурные. Именно по этой причине «народы и нации пытаются дать ответ на самый простой вопрос: “Кто мы есть?” И они отвечают традиционным образом – обратившись к понятиям, имеющим для них наибольшую важность. Люди определяют себя, используя такие понятия, как происхождение, религия, язык, история, ценности, обычаи и общественные институты. Они идентифицируют себя с культурными группами: племенами, этническими группами, религиозными общинами, нациями и – на самом широком уровне – цивилизациями. Не определившись со своей идентичностью, люди не могут использовать политику для преследования собственных интересов. Мы узнаём, кем являемся, только после того, как нам становится известно, кем мы не являемся, и только затем мы узнаём, против кого мы»[60].

В этой логике есть только один изъян: холодная война, как выясняется ныне, вовсе не прекратилась после крушения «великого красного проекта», демонтажа социалистического лагеря и всей биполярной геополитической системы, а сделала недолгую передышку перед новым витком. Будем надеяться, что «передышка» (она же «перезагрузка», она же «потепление климата») была не последней в новейшей человеческой истории. Возможно, мы увидим и новые опыты «перелицевать» полувойну в полумир. В любом случае, несмотря на воскрешение «ледниковой эры» в мировой политике, вопрос «Кто мы есть?» не оставляет сознание масс.