Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»

Интеллигентная дама 60 лет, бывший экономист по труду, живущая в отремонтированной квартире в центре Москвы, заявляет, что обожает Москву, свой район и вид из окна («Здесь все родное, здесь мои предки»). Однако она живет не только своей квартирой или микрорайоном. Она путешествует по России на машине с подругами, общается с людьми других регионов, восхищается российской природой и культурой. И, главное, выражает чувство общности со всеми людьми, живущими в России, особенно далеко от Москвы, и сочувствует людям из регионов, которые бедно живут.

Переживаю за страну [длинный рассказ о том, как она общалась с бедными бабушками, торгующими грибами в г. Борисоглебск]. Обидно за наши города, обидно за наших людей. <…> Все деньги уходят в офшоры там, просто в какие-то банки там, в швейцарские, английские и все. А я бы это запретила делать. <…> Оставляй свои капиталы в России. Вкладывай их здесь, да? <…> Почему же наши люди должны жить хуже всех вообще?

Вроде бы ничего общего между этой обеспеченной коренной москвичкой и пенсионерками, продающими грибы в глуши России, однако у нее возникает чувство сопричастности, сочувствия и даже общности (ведь мы все живем в одной стране).

В Перми негосударственный патриотизм отличается скорее иронической (а не гневной, как в Санкт-Петербурге) реакцией на государственную пропаганду патриотизма.

Про патриотизм нам больше по ушам ездят (Пермь, рабочий, М, 50 лет).

На акции «Бессмертного цеха»[34], организованной 9 мая в рабочем районе Перми Мотовилиха, социолог подошла к группе рабочих на пенсии. Когда они узнали, что социолог – француженка, они предложили выпить («ведь мы были союзниками»). Степень их привязанности к стране, вероятно, будет точнее всего назвать «умеренной»: «Есть пословица: где родился, там и пригодился. Так вот, мы родились в России и здесь живем и никуда не уезжаем». Когда социолог подняла тему санкций и того, как они отразились на их жизни, ответ был следующим:

Респондент: Я вам скажу, Советский Союз и Россия – они все время были под санкциями. И поэтому нам эти санкции… устраивают (смеется)… вот наши санкции против простых людей устраивают.

Интервьюер: А кто устраивает?

Р: Кто? Небожители! Начиная с высших эшелонов власти и заканчивая… Вот у нас недавно мэр отчитывался. Где-то рождаемость увеличилась. Мне хочется задать вопрос – он сам рожал или кто-то помогал ему (смеется).

<…>

И: А праздник здесь патриотический?

Р: Я вам скажу. Вот на трибуне начальство, чиновники, вот «настоящие мужчины». «Настоящие мужчины» выступают, Киркоров, Зверев. А мы не мужчины. <…> Вот те патриоты. А если люди отдали по 40 с лишним лет заводу, и они никуда не сбежали, они не мужчины, не патриоты. Я и говорю, хоть бы орден Сутулова простым работягам и не только простым. <…> Вот эти «настоящие» в кавычках мужчины, они имеют двойное гражданство, у них везде виллы. А у простых людей вилл нет. Виллы на шести сотках, развалюхи. Вот… Заработали. Это что, мы не патриоты? И за небольшие деньги работаем, зарабатываем.

По этой выдержке из интервью, как и в целом по другим цитатам, можно сделать вывод о том, что негосударственному патриотизму, во всяком случае в его народном проявлении, сопутствует чувство причастности к большой социальной общности «простых», «бедных», «трудящихся» людей, которая противопоставляется «богатым» и «ненастоящим патриотам», то есть патриотам только на словах, которые не готовы вкладывать собственные средства в развитие страны или прилагать усилия для общего блага.