Патриоты

Не торопясь, он стал объяснять подробности предстоящей операции.

Лисица был точен в выполнении плана. Люди его просочились в темноте сквозь поселок, окружили рудничный двор, залегли на высокой насыпи за вагонетками, загородившими переезд.

Комсомольцы-коногоны, подготовленные Савкой, ушли в сторожевое охранение, а небольшая группа шахтеров и машинист маневровой «кукушки» дежурили у лебедки, ожидая сигнала.

Но сигнала не было. Только Лисица, Савка да еще Ромась и Андрейка знали, что конюх, обещавший выдать коней, не вернулся из города. Вместо него теперь дежурит

Прищепа – старательный и дюжий служака, одинаково равнодушный и к белым и к красным. Он сидел возле конюшни, в двухстах саженях под землей, не подозревая о готовящемся покушении на коней. . На всякий случай

Лисица распорядился перерезать телефонные провода: кто знает, на что способен пожилой глуповатый служака, которого вот уже полчаса уговаривают Ромась и Андрейка.

. .Шел сильный теплый дождь. Партизаны, второй час лежавшие за насыпью, ежились в мокрой траве. Лисица поглядывал то на часы, то на небо.

– Ступай сам, – сказал он Савке. – Чую, хлопцы твои из старика творогу не выжмут...

Савка загромыхал по лестнице. Вот и конюшня. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что дело провалено.

Маленький взъерошенный Андрейка, поблескивая цыганскими глазами, наскакивал на Прищепу, сидевшего на табуретке и спокойно вырезавшего из чурбака ложку.

– Слышь, Прищепа! – кричал он ломким, мальчишеским баском. – Отдай! Я не шучу! Добрым словом прошу. .

Отдай.

– Слышал. . Еще шо?

– А раз слышал, так действуй. Сандала слепая!. Гляди, раскорячился на ровном месте... Начальство!

– Отскочь!

– А чо ты, шкура семеновская... Выдь только нагора!.

– Спасибо за ласку. А шо ты мне зробишь? – лениво спросил Прищепа.

– Увидишь. Обломают рога гурану.

– Оставь его, – сказал сердито Ромась. – Не видишь –

его лошадь подковой погладила.

Конюх стряхнул стружки с колен и затрясся от смеха.

Он был доволен своей неуязвимостью, строгим отношением к имуществу шахты. Политика, в которую ввязались коногоны, мало интересовала Прищепу. Третий год на-гора творилось что-то непонятное. Красные били белых, белые

– красных, зеленые – тех и других. Каждую неделю на перевале летели под откос поезда. А везли в них что угодно: солдат, амуницию, горные пушки, пулеметные ленты, солонину, гранаты, пироксилин, виски, галеты – только не сучанский добрый уголек.

Тихо ползли несуразные, пестро раскрашенные броневики, на полустанках висели приказы один грознее другого, всюду слышалось кудахтанье японских солдат.

«Владиво-ниппо» 60 обещала близкий расцвет промышленности, а между тем узкоколейка от станции до рудника густо поросла молочаем и щавелем.

60 Газета, выпускавшаяся японцами во Владивостоке во время интервенции.

Кто был тут прав, разобраться Прищепа не мог и решил по мере сил держать равновесие. Понятно, каппелевцы живоглоты, бандиты, но и партизаны тоже гуси: горлопаны, всесветные звонари. Ясно было Прищепе только одно: настоящей, прочной власти нет и не видно. Израсходуют на-гора патроны, лягут горячие головы, а шахта останется.

И кони в ней. Он и берег их упрямо для будущих настоящих хозяев.

Посмеиваясь, Прищепа оглядел своих щуплых противников. Щенки, конокрады! Пускай-ка попробуют увести хотя бы хромого Трубача!

Приятели переглянулись. Никакая сила не могла вывести конюха из привычного равновесия. Самые обидные, самые верные слова отскакивали от бычьей кожи Прищепы и рикошетом ранили атакующих.

– Братцы, свяжем его! – взвизгнул возбужденный Андрейка. – Возьмем разом.. Ромась, заходи!

– Нехай будет так, – согласился Прищепа. – На, байстрюк, вяжи!

Он засучил рукава и показал волосатую руку чуть потоньше крепежного бруса.

– Ну что ж... Ну и свяжем... Ромась, заходи!

– Отойди! – сказал Савка внезапно и отодвинул в сторону озадаченного Андрейку плечом. – Ты не гавкай, ты агитируй.

Прищепа покосился на агитатора и снова захохотал.

– Вы погодите, дядя Захар... Что я вам скажу. Вы не смейтесь. . Послушайте. Ну, на што вам в теперешнем положении кони? Угля ж нет все равно.

– Нема в середу, буде в пьятныцю.

– Дядя Захар! Вы ж не знаете текущих событий. Вы только послушайте. В Кузьминке япоши стариков и баб керосином через воронки поили. Школу с детями сожгли...

Это вы слышали? Семенов грозится на сто лет Приморье в аренду отдать. . А вы тут с нами в квочку играете. Дядя

Захар! Ну, выдайте коней. . Слышите? Никак нам нельзя пешком воевать.

Тявкнул колокол, подвешенный возле ствола. Там, на-гора, под дождем, люди ждали обещанных коней. Савка с испугом глянул на ходики. Коногону почудилось – циферблат ощерился в усмешке, точно широкая упрямая рожа

Прищепы, медный маятник дразнился, пощелкивал: вот-так, вот-так-так. А на-гора ночь была на исходе. Видимо, брезжил уже над Суданом рассвет, потому что люди наверху беспокоились; колокол вскрикивал все тревожней, все чаще.

Савка колебался. Он знал: кони стоят тут, за дощатой перегородкой. С края – ленивый и толстый Трубач, за ним –