Патриоты

К концу следующего дня показалась немецкая колонна. Мы открыли огонь из пушки и подбили два бронетранспортёра. В ответ немцы открыли сильный пулемётный огонь и под его прикрытием заползли в лес. Тогда мы перекатили своё орудие на новую позицию. К этому моменту у нас оставалось несколько осколочных и всего два бронебойных снаряда. Мы прекратили огонь. Через некоторое время немцы пошли в атаку. Мы несколько раз выстрелили по пехоте осколочными снарядами, немцы вновь залегли. Вскоре они подтянули миномёты и накрыли нашу позицию. Перемешали всё в кашу, разбили наше орудие…

Как ни странно, но немцы не стали добивать тех из нас, кто был ранен, подняли, дали в живот прикладом винтовки, запихнули в грузовик и отвезли в Старобельск, где был временный лагерь для военнопленных. Представьте себе: начало июля, голая степь, жара. Воду и еду нам практически не давали. Людей в лагере – тьма, всё битком набито…

Несколько человек из нас решилось на побег, пока оставались хоть какие-то силы. Мы решили рассредоточиться по периметру лагеря и одновременно рвать в разных направлениях. Побежали. Немцы беспорядочно лупили из винтовок в разные стороны, но всё же почти всех перестреляли. Я и ещё один боец добежали до какой-то лужи, напились и затаились в кукурузном поле. Сидели там два дня. Слышали, как ходили полицаи и тихо перемещались туда, где они только что прошли. Но, в конце концов, нас поймали: собаки нас почуяли. Полицаи нас схватили и били ещё сильнее, чем немцы. Потом отволокли нас в тот же лагерь, откуда мы бежали. Спустя некоторое время нас перевезли из этого лагеря в Умань на работы в карьер. Там уже были бараки. Кормили нас кашей из горелой пшеницы. Гоняли на работу в карьер.

Однажды налетела наша авиация и нещадно бомбила немцев. В общей суматохе мне удалось бежать. Великими предосторожностями я поездом добрался до Днепропетровска. Оттуда пешком дошёл до Новомосковска. Город был весь сожжён, но моя мать была жива. Она спрятала меня на чердаке сарая, потому что немцы расстреливали всех вновь прибывших. Через две недели на меня вышли местные партизаны-подпольщики Мирошник и Зина Белая. Они сделали для меня «аусвайс». Но, видимо, неудачно: поймали меня немцы с этим «аусвайсом», заперли на два дня в бараке, где сидели такие же «невыясненные» личности. Мне повезло и через два дня меня отпустили.

Я стал членом подпольной организации. В виде прикрытия я работал слесарем по ремонту машин на жестекатальном заводе. Основным же моим занятием был саботаж. Несколько раз мы устраивали побеги пленных красноармейцев из местного накопительного лагеря.

Нашим руководителем был Никита Головко. Вообще, разные были у нас задания. Прятали и распространяли среди проверенных горожан радиоприёмники, помогали продуктами нашим пленным красноармейцам, много чего было. Помню, паролем нам служила красная пуговица за лацканом пиджака.

Так продолжалось до 1943 года. К зиме фронт подошёл к селу Вольное и я получил задание выйти к передовой части Красной Армии и провести её под мостами на завод по производству шпал. Я встретил наших, но оказалось, что это совсем не фронт, а прорвавшиеся остатки одной из частей 35-й армии, всего человек 60. Мы приняли решение атаковать город. Мне, как офицеру-артиллеристу, дали под командование противотанковую пушку. На следующий день мы атаковали, прорвались километра на два-три вглубь, заняли вокзал и окопались на кладбище. Немцы нас вяло контратаковали со стороны города, но успеха не имели.

В 15:00 того же дня к нам в тыл с Марьяновской горы вышли немецкие танки. Мне удалось развернуть и докатить орудие до более-менее подходящей позиции и подбить один танк, но остальные танки буквально сравняли вокзал и шпалзавод с землёй. Уцелевшие красноармейцы попрятались в подвалах завода и немцы ещё сутки лазили по руинам и всех, конечно, перебили. Мне и ещё трём бойцам удалось выбраться из этой каши. Мы кое-как помылись в какой-то затоке. Стали решать, что делать дальше. Не придумали ничего, кроме как пойти домой.

Пришли ко мне домой. Один из бойцов остался со мной дома, а двое других с партизаном Садко пошли в отряд Совы, который стоял в лесу за рекой Самарой. Была зима, река замёрзла, и они пошли прямо по льду. Немцы их заметили и срезали двоих из пулемёта. Потом подошли, накрыли им лица платками и ушли. Ночью на лёд никто из нас не совался, но к утру трупы исчезли. Оставшийся в доме боец подлечился (у него была сильнейшая чесотка) и ушёл на фронт в сторону Павлограда. Больше о нём я никогда не слышал» [2].

А. Б. Джусов, «Новомосковская правда», «В плен не сдался».