Патриоты

Врачебный осмотр, похожий на конвейер. Каждому на груди карандашом ставят знак: крест. Если красный крест, то идёшь в барак. Если синий – в лазарет. А если чёрный – идёшь в крематорий. Мне нарисовали красный крест. Завели в «баню», где пять минут обливали ледяной водой, после чего направили в карантинный блок. Блок рассчитан на 1200 человек, но нас туда набилось много больше. Чтобы всех уместить, нас уложили «валетом» и немцы ходили по нас и жестоко били всех подряд, чтобы уместить 600 человек в один ряд.

Я оказался в одном бараке с Зориным, Лещенко и Садко. Утром нас, голых, выгнали на мороз и вместо обуви выдали деревянные башмаки на ноги. Помню, плац был вымощен булыжником, на нём в такой обуви стоять было совершенно невозможно. От холода мы жались друг к другу, но нас тут же били, чтоб не группировались, и заставляли кругами бегать по плацу. В деревянных башмаках. Потом налили в миски по 250 грамм эрзац-кофе.

В обед давали суп, но меня угораздило «не так» подать повару миску и он за это ударил меня наотмашь половником. Выбил мне передний зуб. От удара и общей слабости я потерял сознание и упал. Садко не побоялся и втащил меня в строй, этим он спас меня от неминуемой смерти.

В карантине нас держали 21 день. За это время нас всех переписали. Мы с Садко записались автослесарями. Там было так: инженеров – в цеха, а остальных – в карьер. Карьер – это сто пятьдесят три ступени вниз, где кайлами отёсывали до нужных размеров камни и затем на руках тащили их наверх. Если камень оказывался испорчен, то ты получаешь 25 ударов палкой и остаёшься без обеда на неделю. Это почти верная смерть» [1].

Обратите внимание на то, какие детали запомнил Николай Тарасович, будучи в концлагере Маутхаузен. «Сто пятьдесят три ступени вниз», «250 грамм эрзац-кофе», «в карантине нас держали 21 день» и так далее.

«В лагере перемешались все национальности. – продолжает вспоминать Николай Тарасович. – Здесь были все, кроме японцев и финнов. Больше всего было испанцев и поляков. Меня, как автослесаря, перевели в мастерские «Даймлера», где за три дня пришлось освоить шлифовальный станок. Изучить станок мне помогал один чех. Напарник – немец – работал днём, а я – ночью. Время шло…

Летом 1944 года американцы разбомбили наши мастерские и мне опять пришлось работать в карьере. Есть в лагере приходилось всё. Траву, древесную кору, очистки картошки и буряка. [Незадолго до смерти мой дед вдруг неожиданно вспомнил, какая жирная и вкусная(!) была в Австрии глинистая земля – Максим С.]

Люди в лагере были всякие, военнопленные, гражданские, попадались также бандиты и уголовники всех национальностей. Был среди нас и австриец-коммунист. Он-то и познакомил меня с переводчиком из Одессы Марком. Втроём мы задумали побег. В тот год лагерь был переполнен и немцы начали топить заключённых в бане. Понимаете, крематорий не успевал «работать», поэтому нас загоняли в баню по 600 человек и заливали её водой под самый потолок.

Немцы очень следили за чистотой в лагере. Не было тут ни крыс, ни мышей, ни вшей и других паразитов. Следили, чтобы не было никаких болезней. Если вскочил прыщ – немедленно кубик воздуха в вену. Если заболел, то был обязан сам утопиться в бочке с водой, специально для этого стоящей посреди лагеря!

В марте 1945 года в Маутхаузен эвакуировали заключённых из Освенцима. Лагерь оказался настолько переполнен, что кроме крематория и бани стали топить людей в штольнях каменоломни. Видя такое дело, мы решили не медлить с побегом. За два дня до побега мы засорили туалет с тем расчётом, чтобы в нужный момент никто из охраны не заинтересовался, чем мы занимаемся у туалета чужого барака.

В 23:00 в лагере выключили свет и мы ушли через канализационную трубу. Со мной бежали австриец-коммунист, одессит Марк, два югослава и ещё шестеро русских военнопленных. Всю ночь пробирались к горам, затемно успели добраться и укрыться в изломах.

Горами шли три ночи. Помню лишь сырость и холод: в марте в горах очень влажно. Наши раны начали гнить. Однажды наткнулись на дом какого-то австрийского бауэра. Немцев или австрийцев, что были там, всех перебили.

К тому времени нас осталось восемь человек. Переоделись мы в штатское и вооружились тем оружием, что нашли в том доме. Потом оставили этот дом и шли ещё 21 день, пока не вышли к французской границе. Там, у границы, стоял какой-то барак, где жили 16 украинцев из западной Украины. Они ещё в самом начале войны были вывезены немцами с Украины и теперь жили здесь. Как мы потом узнали, они промышляли тем, что за деньги выдавали немцам местных партизан. Именно они и выдали нас эсэсовцам.