Патруль джиннов на Фиолетовой ветке

Меня выгоняли из класса и раньше, потому что я забывал сделать домашнее задание или ввязывался в драку, но меня никогда не выгоняли из школы. Я иду к воротам, останавливаюсь пнуть пингвинов и ни разу не оглядываюсь. Я брошу школу навсегда и буду вести жизнь преступника, как Четвертак. Я стану самым страшным доном в целой Индии, и все будут меня бояться. Мое лицо будут показывать по телевизору, а я буду прятаться за большими темными очками, и буду лишь немного похож на себя, но никто не сможет быть уверен, что это я, даже Ма, или Папа, или Руну-Диди.

Я иду по Призрачному Базару и воображаю свою

преступную жизнь гунды. Это будет нелегко. Придется вырасти высоким и тяжелым, потому что только тогда люди будут воспринимать меня всерьез. Сейчас даже лавочники относятся ко мне как к шелудивому псу. Когда я прижимаюсь носом к стеклянным шкафчикам, в которых они выставляют свои товары: оранжевые ряды халвы и полумесяцы пирожков гуджия, украшенные пудрой зеленого кардамона, – они стучат мне по голове метлами и угрожают облить холодной водой из кружки.

Ноги соскальзывают в ямку на мостовой. «Бета, смотри куда идешь», – говорит какой-то чача, лицо у него все в складках, как моя рубашка. Он прихлебывает чай в чайной, которая выходит в переулок. По радио играет песня из старого индийского фильма, которую очень любит Папа. «Это путешествие так прекрасно», – поет герой.

Мужчины, сидящие на бочках высотой до колена и перевернутых пластиковых ящиках рядом с заботливым чачей, не видят меня. У них грустные глаза, потому что сегодня им не предложили никакой работы. Должно быть, они все утро простояли на развязке у шоссе и ждали бригадиров, что подъезжают на джипах и грузовиках, чтобы нанять людей для укладки кирпича или покраски стен. Мужчин слишком много, а бригадиров слишком мало, поэтому не все получают работу.

Папа тоже так стоял и ждал на шоссе, пока не получил хорошую работу на Фиолетовой ветке метро, а потом на стройке. Он рассказывал о злодеях-бригадирах, которые крадут деньги у своих рабочих и заставляют их мыть хайфай-окна, болтаясь в потрепанных веревочных люльках. Папа говорит, что не хочет для меня такой опасной жизни, поэтому я должен хорошо учиться и получить работу в офисе и сам стать хайфай-человеком.

Мне начинает жечь глаза, когда я думаю о том, как ему будет стыдно, если я стану гундой-преступником. Я решаю, что все-таки не хочу быть Четвертаком-2.

Я поворачиваю в переулок, ведущий к нашей басти, и кашляю, прикрыв рот рукой. Таким образом, если какая-нибудь леди из маминой сети в басти увидит меня и нажалуется Ма, что я прогуливаю уроки, то ей придется добавить, что я выглядел немножко больным.

Я осознаю, что кашель вышел громкий, как самолет. Что-то не так, но я не могу понять, что. Я останавливаюсь и оглядываюсь. Задерживаю дыхание и прислушиваюсь. Сердце стучит в ребра. Я широко открываю рот, выдыхаю воздух и ловлю его обратно, как делает Девананд Баба по телевизору. Постепенно узлы в животе слабеют. И тут я понимаю, что не так.

Переулок тих и пуст. Никого нет: ни дедушек, читающих газеты, ни безработных мужчин, играющих в карты, ни матерей, замачивающих одежду в старых ведрах из-под краски, ни малышей с грязными коленками, вьющихся вокруг них. Грязная посуда, кое-где наполовину вымытая, разбросана вокруг пластиковых бочек с водой, что стоят у каждой двери в нашей басти. Что-то грохочет за завесой смога. Может быть, это джинн. Меня охватывает плохое предчувствие. Хочется писать.

Слева от меня скрипит дверь. Я отпрыгиваю. Меня сейчас поймают. Но это просто женщина в сари. Пробор волос у нее в ярко-красной пасте, паста размазана по всему лицу.

– Мальчик, у тебя мозгов нет? – рычит она. – Тут у нас повсюду полицейские. Хочешь, чтобы они тебя поймали?

Я трясу головой, но в туалет уже не так хочется. Полицейские, конечно, страшные, но не такие страшные, как джинны. Я хочу спросить у женщины, почему здесь полицейские и привезли ли они с собой бульдозеры, чтобы напугать нас, и не пора ли кому-нибудь начать собирать деньги, чтобы откупиться от них, но вместо этого говорю:

– А у вас синдур по щекам размазался.

– Что подумает твоя мама? – спрашивает женщина. – Она так много работает, что у нее даже нет времени помолиться в храме, и вот, посмотрите-ка на него. Прогуливаешь уроки и развлекаешься, да? Не делай этого, мальчик. Не разочаровывай свою маму. Возвращайся в школу сейчас же. Не то однажды пожалеешь об этом. Понимаешь, о чем я?

– Понял, – говорю я. Мне не кажется, что они с Ма подруги.

– И чтоб я тебя тут больше не видела, – говорит она и закрывает дверь у меня перед носом.