— Спасибо, что не надо лишний раз сотрясать воздух... Итак, ко всем остальным шалостям в вашем сумасшедшем доме прибавились два нациста, которые утверждают, будто я их человек и участвую в новом фашистском движении. Все это было бы безумно смешно, если в не тот самый зыбучий песок. Это ведь Гитлер говорил, что достаточно долго врать по-крупному, и все поверят... А мы имеем дело с большой ложью и достаточно возмутительной, Уэс.
— Бога ради, Говард, я бы никогда не дал ей ходу!
— Вам, может быть, не удастся ее остановить. Рано или поздно ваших бритоголовых придется допрашивать другим, и среди них найдутся такие, кто ненавидит Администрацию президента. Они уцепятся, за малейшую возможность.
— Я не позволю зайти этому так далеко, если даже сначала придется застрелить этих подонков.
— Это ж не американский подход, — добродушно рассмеялся Келлер.
— Пусть не американский, но тогда я и сам такой, потому что и раньше поступал соответственно.
— Только не забывайте: на войне вы были намного моложе.
— Не знаю, послужит ли это вам утешением, но они указали и на спикера палаты, а он в другой партии.
— Боже мой, как это удобно. Прямой путь к посту президента. Сначала он сам, потом вице-президент, а за ними и спикер. Ваши нацисты знают нашу конституцию.
— Одному из них в образованности не откажешь, это точно.
—
— Они сказали, что его предки — немцы и он отказался от военной службы во время Второй мировой войны по принципиальным соображениям.
— А еще он пошел добровольцем как нестроевой врач и был тяжело ранен, спасая солдат. Так что ваши нацисты не такие уж умные. Если б они тщательно все проверили, то узнали бы, что у него штыри в спине с того самого времени, когда его принесли с Омаха-Бич, а он молился за детей, которые там остались, хотя сам чуть не умер. Об этом говорится в приказе о его награждении Серебряной звездой. Да, он тот еще гитлеровский головорез!
— Послушайте, Говард, — сказал Соренсон, подавшись вперед, — я пришел к вам, полагая, что вы должны знать об этом, а вовсе не потому, что хоть на йоту усомнился в вас. Надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет.
— Хотелось бы так думать. И учитывая происходящее по всей стране, фразе «кто предостережен, тот вооружен» придаешь новое значение.
— Не только здесь. В Лондоне и Париже лазают по подвалам и заглядывают под кровати в поисках нацистов.
— К сожалению, некоторых уже нашли — к сожалению в том смысле, что даже эта жалкая кучка будоражит кровь охотников.
Келлер взял газету со стола. Она была сложена так, чтобы можно было прочитать статью в нижней правой части первой полосы.
— Взгляните на это, — добавил вице-президент. — Это сегодняшний номер хьюстонской газеты.
—
В БОЛЬНИЦЕ РАБОТАЮТ НАЦИСТЫ?
"Хьюстон, 14 июля. На основе писем и устных заявлений граждан, чьи имена Совет попечителей не сообщает, администрация больницы «Меридиан» начала расследование, касающееся медицинского персонала. Жалобы связаны с многочисленными высказываниями врачей и сестер, расцененными как явно антисемитские, а также оскорби тельные для афро-американцев и католиков. «Меридиан» — не узко сектантское заведение, но общеизвестно, что там лечатся в основном протестанты, большей частью члены епископальной церкви. Также не секрет, что среди богатейших клубов страны больница известна как «водопой для белых протестантов», поскольку в «Меридиане» есть активно действующий и строго конфиденциальный филиал реабилитации алкоголиков, расположенный в двадцати милях к югу от города.
Наша газета получила копии двенадцати писем, направленных бывшими пациентами администрации больницы. Но справедливости ради, до тех пор, пока не прояснится ситуация, мы их не публикуем, чтобы защитить тех людей, чьи имена упомянуты".
— По крайней мере, они никого не изобличили, — сказал Соренсон, швыряя газету на стол.
— Сколько, вы думаете, это будет продолжаться? Ведь газеты продаются все время, не забывайте.
— Просто тошно становится.
— Ком нарастает, Уэс. В Милуоки на пивоваренном заводе два дня назад был крупный саботаж. И все потому, что название пива и имя владельца — немецкие.
— Я читал. Даже не смог закончить завтрак после этого.
— Докуда вы прочитали?
— Примерно как сейчас. А в чем дело?
— Имя-то немецкое, а семья еврейская.
— Отвратительно.